Секунду-другую невидимая рука лежала на голове.
Потом странное ощущение пропало.
Золт пригляделся к застывшим вокруг теням, прислушался к шороху листьев под дождем.
Не придав этому происшествию особого значения, он по зову жажды вновь двинулся на восток. Каньон поднимался вверх. По дну его уже бежал дождевой поток. Неглубокий: Золт запросто шел по нему вброд.
Промокшие насквозь кошки не отставали ни на шаг. Вот настырные твари. Золт по опыту знал, что гнать их бесполезно. Раз уж они за ним увязались - такое, правда, случается не часто, - то никак от них не отделаешься.
Пройдя еще сотню ярдов, Золт снова рухнул на колени, выставил руки вперед и послал в ночь еще одну волну. В темноте пронеслось сапфировое мерцание. Зашуршали кусты, вздрогнули деревья, застучали камни. Поднявшиеся облака пыли заколыхались, как саваны на ветру, и рассеялись.
Потревоженные зверьки выскочили из укромных мест, кинулись врассыпную. Золт бросился на тех, что пробегали мимо. Кролика упустил, но поймал белку. Та попыталась его укусить. Золт схватил ее за лапу и что было силы шмякнул головой о раскисшую землю.
***
На кухне Лилли и Вербена сидели на расстеленных одеялах в окружении двадцати трех кошек. Двух не хватало.
Часть сознания сестер влилась в Окаянку и Ламию <Ламия - в античной мифологии и фольклоре некоторых народов Европы - злой дух, пьющий по ночам кровь людей.>, черных кошек, которые неотступно сопровождали Золта и взволнованно наблюдали, как он расправляется с добычей. Их волнение передалось Лилли. Она следила за охотой с замиранием сердца.
В промозглой январской ночи ни огонька, только на западе на низких тучах лежал отсвет пригородных кварталов. А здесь, в царстве дикой природы, рыщет самый дикий из всех его обитателей - Золт, лютый, могучий, безжалостный хищник. Пробирается быстро и тихо через непролазные теснины, распоряжается всем вокруг так, как велит ему жажда. Сильный и проворный, не идет, а течет по каньону, перемахивая через каменные глыбы и поваленные стволы деревьев, огибая колючие кустарники, словно не человек он из плоти и крови, а размытая тень в лунном сиянии, которую отбрасывает парящая высоко над землей птица.
Когда Золт хватил белку о землю, по велению Лилли часть ее сознания, вселившаяся в Окаянку и Ламию, расплеснулась пополам, и одна половина перетекла в тельце белки. Зверек был оглушен ударом. Белка слабо сопротивлялась, в глазах застыл безысходный ужас.
Большие, цепкие руки Золта стиснули ее тельце, а Лилли чувствовала их на своем теле. Вот они скользят по обнаженным ногам, бедрам, животу, грудям.
Золт о колено сломал белке хребет.
Лилли содрогнулась. Вербена заскулила и прижалась к сестре.
Лапы у белки отнялись.
Золт с тихим рычанием впился в горло зверька. Прогрыз шкуру, перекусил наполненные кровью сосуды.
Лилли ощущала, как кровь белки вытекает из жил, как жадно Золт присосался к ране. И будто уж нет между ней и братом никаких посредников, будто это к ее горлу припали его губы, а в его рот хлещет ее кровь. Вот бы проникнуть в его сознание, объединить в себе хищника и жертву. Но, увы, она может вторгаться лишь в души животных.
Лилли обессиленно откинулась на одеяла и в полузабытьи затянула монотонное:
- Да, да, да, да, да...
Вербена сверху навалилась на нее.
Кошки вокруг сестер сбились в разношерстную хвостатую груду, из которой смотрели усатые морды.
***
Надо попробовать еще раз, решил Томас. Ради Джулии. Он вновь потянулся туда, где ворочалось холодное сознание Беды. И Беда тут же потащила его к себе. Томас не упирался. Пусть клубок в голове разматывается. Кончик нити вылетел в окно, устремился в ночь, достиг цели.
"Кто ты? Где ты? - телевизил Томас. - Что тебе надо? Зачем тебе обижать Джулию?"
***
Золт бросил дохлую белку и встал. И тут кто-то снова положил ему руку на голову. Золт вздрогнул, резко обернулся и замахал кулаками.
За спиной никого не оказалось. Вдалеке на бледной глине виднелись два темных пятна. Это кошки по-прежнему таращат на него янтарные глаза. Прочая живность разбежалась кто куда. Если за ним кто-то шпионит, то где же он спрятался, этот соглядатай? В кустах? В углублении на склоне каньона? Слишком далеко, оттуда он бы до Золта не дотянулся.
К тому же Золт и сейчас чувствует у себя на голове эту руку. Он даже провел ладонью по мокрым волосам: может, просто лист пристал? Нет.
Рука надавила сильнее. Ну да, никаких сомнений: пять пальцев, ложбинка на ладони.
"Кто.., где.., что.., зачем?" - отдалось у него в сознании. Только в сознании: слух не улавливал ничего, кроме рокота дождя.
"Кто.., где.., что.., зачем?"
Бешенство и растерянность овладели Золтом. Он обвел каньон взглядом.
С головой творилось неладное. Такого ощущения Золт еще никогда не испытывал: будто что-то заползло ему в мозг и теперь продирается сквозь него.
- Кто ты? - вслух спросил Золт. "Кто.., где.., что.., зачем?"
- Кто ты?
***
Томас убедился: Беда - человек. Хоть и не совсем, а все же человек. Изнутри гадкий-прегадкий.
Сознание у него прямо как водоворот - стремительный, черный, чернее не бывает. Так и затягивает Томаса, так и хочет проглотить его живьем. Томас попытался вырваться, выплыть на поверхность. Куда там. Беда тащит и тащит его в Гиблое Место, а оттуда уже не уйти. "Пропал", - подумал Томас. Но тут на него напал такой страх перед Гиблым Местом, так стало горько от мысли, что он будет там один-одинешенек и Бобби с Джулией никогда его там не найдут, что Томас поднатужился, рванулся и давай сматывать клубок. Вот он и обратно в Сьело-Виста.
Томас сполз на матрас и натянул на голову одеяло, чтобы не видеть ночь за окном и самому не попасться на глаза обитателям ночи.
Глава 34
Уолтер Хэвелоу, брат миссис Фаррис, унаследовавший ее скромное состояние, жил в Вилла-Парк, более богатом районе, чем тот, где жили супруги Фан. Зато в смысле вежливости и обходительности ему до Фанов было далеко. Окна принадлежавшего ему английского особняка в тюдоровском стиле горели теплым приветливым светом, однако сам Хэвелоу принял Бобби и Джулию отнюдь не приветливо. Он даже не предложил им войти в дом. Стоя в дверях, он взглянул на удостоверения гостей и вернул их.
- Ну и что вам?
Хэвелоу был высокий лысеющий блондин с круглым брюшком и густыми, с рыжиной, усами. Проницательные светло-карие глаза светились умом, но было в этом взгляде что-то холодное, цепкое, оценивающее - ни дать ни взять бухгалтер, ведущий дела мафии.
- Я же говорю: супруги Фан посоветовали обратиться к вам, - втолковывала Джулия. - Нам нужна фотография вашего покойного зятя.
- Это еще зачем?
- Понимаете, в деле, которое мы сейчас расследуем, замешан один человек, который выдает себя за мистера Фарриса.
- Вранье. Мой зять умер.
- Мы знаем. Но у самозванца такое удостоверение личности, что комар носу не подточит. Вот нам и понадобилось фото настоящего Джорджа Фарриса, чтобы его уличить. Вы уж извините, но вдаваться в подробности я не имею права: это касается личной жизни нашего клиента.
Хэвелоу повернулся и захлопнул дверь перед носом у гостей.
Бобби взглянул на Джулию и заметил:
- Любезен до безобразия.
Джулия снова позвонила.
Через некоторое время дверь вновь отворилась.
- Ну что еще?
- Я прошу прощения, что мы не сообщили о своем приходе заранее, - начала Джулия, изо всех сил стараясь сохранить доброжелательный тон, - но фотография вашего...
- А я за ней и пошел, - огрызнулся Хэвелоу. - Если б вы не трезвонили попусту, я бы давно ее принес. И он захлопнул дверь.
- От нас что - плохо пахнет? - недоумевал Бобби.
- Ну и фрукт.
- Думаешь, он вернется?
- Пусть только попробует не вернуться. Я ему дверь разнесу.
Позади них по навесу, закрывавшему часть садовой дорожки у дома, яростно грохотал дождь, водосточные трубы утробно клокотали. Уже от самих этих звуков пронимало холодом.