Машина взлетела на вершину холма и свернула на север. Шоссе, ведущее к хребту Рокинг-Хорс, осталось в стороне. Еще пара улиц - и они дома. Притормозив на повороте, Джулия украдкой взглянула на мужа.
- Ты действительно не понимаешь, почему мы не в силах послать все к черту?
- Нет. А ты понимаешь?
- Понимаю.
- Так объясни.
- Со временем сам сообразишь.
- Ладно темнить. На тебя это не похоже. "Тойота" подъехала к знакомому кварталу и двинулась по знакомой улице.
- Если я скажу, ты расстроишься, бросишься меня разубеждать, затеешь спор, а я не хочу с тобой спорить.
- С чего ты взяла, что мы станем спорить? Вот и дом. Джулия поставила машину на тормоз, выключила фары и двигатель и обернулась к мужу.
В темноте глаза ее поблескивали.
- Предположим, я объясню, почему мы так носимся с делом Полларда. Только тебе это объяснение придется не по нутру. Из него получается, что мы вовсе не такие добрячки, какими кажемся. Ты возомнил, будто мы ангелы небесные: в жизни-то разбираемся, но по натуре сама невинность. Как Джимми Стюарт и Донна Рид в молодости. Ты у меня фантазер, я тебя за это и люблю. Так что давай обойдемся без объяснений, а то мои слова спустят тебя с небес на землю, ты начнешь доказывать, что я не права, а мне это неприятно.
Бобби чуть не кинулся спорить, что спорить не собирается, но, покосившись на жену, вздохнул.
- Мне все кажется, будто я боюсь себе в чем-то признаться. Будто когда мы закончим дело и я наконец пойму, почему я так усердствовал, то окажется, что у меня были не такие уж благородные побуждения. Чертова мнительность. Можно подумать, я плохо себя знаю.
- Наверно, узнавать себя приходится всю жизнь. И то до конца так и не узнаешь.
Джулия наскоро поцеловала мужа и вылезла из машины.
Подходя к дому, Бобби взглянул на небо. Недолго же продержалась ясная погода. Луна и звезды скрылись за тучами. Бобби смотрел в непроглядную темень наверху, и его томила невесть откуда взявшаяся мысль, что из черной бездны на них низвергается огромная, страшная тяжесть. Что за тяжесть - Бобби не видел: черное на черном не разглядишь. Но он точно знал, что гибельная громада приближается к ним все быстрее и быстрее.
Глава 51
Золт сдерживал гнев, словно бешеного пса, грозящего сорваться с цепи. Он по-прежнему раскачивался в кресле. Невидимый пришелец уже несколько раз прикасался к затылку Золта. Сперва рука ложилась на голову легко, как шелковая перчатка, и мгновенно отдергивалась. Тогда Золт прикинулся, будто ему нет дела ни до незримого гостя, ни до его руки. Гость успокоился, осмелел, прикосновения сделались решительнее.
Чтобы не спугнуть пришельца, Золт не стал ворошить его мысли, и все же кое-какие слова и образы до него долетали. Гостю, наверно, невдомек - это ведь даже не мысли, а брызги мыслей, крохотные, как капли, падающие из прохудившегося ржавого ведра.
Несколько раз Золт уловил имя "Джулия". А однажды вместе с именем промелькнул ее образ: симпатичная темноглазая шатенка. Сама ли Джулия прикасалась к Золту или это знакомая незваного гостя, Золт не разобрал. Может быть, никакой Джулии вообще не существует. Какая-то она неземная: от нее исходило бледное свечение, а лицо такое доброе и безмятежное, как у святых на картинках из Библии.
То и дело до Золта доносилось слово "ползучок". Иногда он различал целые фразы с этим словом: "помни про ползучка", "не попадись, как ползунок". После этого слова незнакомец всякий раз убирал руку. Но ненадолго. Золт изо всех сил старался, чтобы он не почуял недоброе.
Кресло качалось, поскрипывало: "Скрип.., скрип.., скрип..."
Золт ждал.
Сознание отрешенно внимало чужим мыслям.
"Скрип.., скрип.., скрип..."
Дважды всплыло имя "Бобби". На второй раз вслед за именем появился расплывчатый образ: еще одно лицо, и тоже очень доброе. Воображение незнакомца явно приукрасило его облик, как и облик Джулии. Черты Бобби вызвали у Зол та глухие воспоминания, но Бобби он увидел не так отчетливо, как Джулию, а приглядеться пристальнее нельзя: пришелец почувствует его любопытство и упорхнет.
Золт долго и терпеливо приваживал пугливого незнакомца. Он ловил новые слова и образы, но понять, что за ними стоит, не было никакой возможности:
"Космонавты в скафандрах... Беда... Тип в маске хоккеиста... Интернат... Глупые... Халат, половина шоколадки..." И вдруг - отчаянная мысль: "Заведутся Тараканы - нехорошо. Надо Поддерживать Чистоту".
Минут на десять связь прервалась. Золт встревожился: не убрался ли незнакомец насовсем? Но неожиданно чужие мысли нахлынули с новой силой. Между Золтом и незнакомцем возникла прочная связь.
Почувствовав, что гость больше не боится, Золт решил: пора. Он представил, что его сознание - стальная мышеловка, а гость - любопытная мышь. Пружина сорвалась с места, щелк - стальная скоба крепко прижала незнакомца.
Ошеломленный гость рванулся, но Золт потащил его по связующему их телепатическому мосту, пробиваясь в разум чужака, чтобы вызнать, кто он, где находится, что ему нужно.
Золт не мог похвастаться телепатическим даром, тут незнакомец намного его превосходил. Прежде Золту никогда не случалось читать чужие мысли, он не знал даже, как к этому приступить. Оказалось, что и делать-то ничего не надо только распахнуть свое сознание и воспринимать. Незнакомца звали Томас, он до смерти испугался Золта, струсил от того, что Поступил По-Глупому, и ужаснулся, что Джулии из-за него не поздоровится. Стреноженный этим трехликим страхом, он уже не мог сопротивляться, и на Золта обрушился целый поток беспорядочных мыслей.
Разобраться о сумятице мыслей и образов было нелегко. Золт лихорадочно выхватывал любые сведения, по которым можно догадаться, кто такой этот Томас и где он живет.
"Глупые, Сьело-Виста, интернат, у всех тут низкие куры, вкусно кормят, телевизор, Тут Мы Как Дома, санитарки добрые, смотрим на пересмешников, в большом мире плохо, в большом мире нам жить трудно.
Сьело-Виста, интернат..."
Новое дело! Пришелец-то умственно отсталый! В потоке мыслей Золт разобрал слова "болезнь Дауна". Вдруг он настолько туп, что не знает, где расположен интернат Сьело-Виста - кажется, там он живет. Тогда, сколько бы Золт ни рылся в его мыслях, ответа все равно не найти.
Но тут в потоке мыслей пронеслась череда прочно сцепленных образов: воспоминания, которые до сих пор причиняют Томасу боль. Вот он едет в машине с Бобби и Джулией, они впервые везут его в интернат и собираются там оставить. В отличие от прочих мыслей и воспоминаний, эти были живые, внятные, со множеством подробностей. Перед Золтом словно прокручивалась кинолента. Из этих воспоминаний он узнал все, что нужно. Он рассмотрел дорогу, по которой шла машина, указатели, которые проносились мимо, каждый поворот - ведь Томас отчаянно старался запомнить путь, по которому они едут. Он твердил себе: "Если мне там не понравится, если со мной станут плохо обращаться, если мне будет страшно и одиноко, вернусь к Бобби и Джулии. Захочу - и вернусь. Надо только запомнить дорогу. Так. Табличка: "7-11". Тут поворот. "7-11" - поворот. Не забыть бы. Дальше по дороге - три пальмы. Вдруг они не будут меня навещать? Нет, так думать нехорошо. Они меня любят, они обязательно приедут. А если нет? Дальше - дом. Не забыть: дом с голубой крышей..."
Золт не пропустил ни одной детали. Скоро он знал дорогу в Сьело-Виста так, что мог бы добраться туда с закрытыми глазами, - лучше ему не смог бы объяснить и географ по карте. Чудесный дар сделал свое дело. Золт открыл воображаемую мышеловку и отпустил Томаса.
Поднялся с кресла.
Представил себе интернат Сьело-Виста. Представил отчетливо - точно таким, каким он запечатлелся в сознании Томаса.
Вот она, комната Томаса. Первый этаж, северное крыло, окна выходят на запад. Мрак, мельтешня жарких искр в черной бездне, полет.
***
Так как Джулии не терпелось развязаться с делом Полларда, они заскочили домой всего на пятнадцать минут, прихватили туалетные принадлежности и кое-что из одежды и тронулись в путь. Да еще заехали в "Макдоналдс" на Чапмен-авеню и запаслись едой на дорогу: несколько биг-маков, жареная картошка, диетическая кока-кола. Не успел Бобби разложить пакетики с горчицей и открыть коробки с биг-маками, как "Тойота" уже выехала на шоссе Коста-Меса. Джулия укрепила на зеркальце заднего вида антирадар и подключила его к прикуривателю. Никогда еще Бобби не приходилось закусывать на такой скорости - спидометр показывал сто сорок километров в час. Едва он закончил ужин, как машина уже приближалась к шоссе Фут-Хилл к северу от Лос-Анджелеса. Час "пик" давно миновал, но при этакой гонке приходилось то и дело перескакивать с полосы на полосу - тут никаких нервов не хватит.