Рёпке подозвал к себе техников, отвечающих за дизельную установку и монтаж телекамеры.
Вскоре по песку протянулся черный, похожий на змею, кабель, штативы широко расставили свои прямые ноги, и искусно направленные прожектора залили все пространство ярким, почти дневным светом.
По небу тянулись теперь черные, рваные облака. Да и само небо тоже потемнело, стало темно-серым. Но здесь, внизу, пока не чувствовалось даже слабого ветерка. Горизонт виднелся тонкой коричневатой линией, но стоило приглядеться внимательно, и уже можно было различить хаотичное движение волн в открытом море.
Полицейские фотографировали, замеряли, обследовали каждый квадратный сантиметр, они зарисовывали и высвечивали все пространство деловито, точно и быстро, по раз навсегда усвоенной и оправдавшей себя системе.
Лишь после того, как съемки и измерения были произведены, Рёпке приказал полицейскому с собакой взять след. Они отошли на несколько десятков метров назад. Там проводник совершил с собакой ритуал, напоминавший почти что культовое действо. Он поднес туфлю Сандры Робертс к собачьему носу, потом описал ею несколько больших кругов, велел собаке взять след, произнося при этом странные заклинающие слова. Потом спустил собаку с поводка и отошел на несколько шагов в сторону.
Собака вытянула нос по следу, неуверенно протрусила до последнего отпечатка, остановилась, подняла голову и залаяла.
Тщетно пытался проводник ее расшевелить, чмокал языком, показывая на песок вокруг, прищелкивал кончиками пальцев. Все собравшиеся напряженно наблюдали за происходящим.
Однако усилия были напрасны.
Собака пробежала несколько метров вдоль пляжа к дюнам, потом к морю и в какой-то момент потеряла уверенность. Вернулась к месту, где обрывался след Сандры Робертс, замерла там и разразилась долгим и громким лаем.
— Она приняла решение, — сказал проводник, — согласно ее чутью след обрывается здесь, хотим мы в это верить или нет.
Комиссар Готфрид Цезарь Кеттерле молчал долго.
— А с собакой все в порядке? — спросил он затем.
Полицейский усмехнулся. В его усмешке чувствовалось оскорбленное достоинство.
— Она еще никого ни разу не подводила. Это лучшая наша собака. Здесь след и в самом деле обрывается.
— Такого просто не может быть, — сказал комиссар, переводя взгляд с одного на другого. — Согласитесь, с момента вознесения девы Марии никто еще не поднимался прямо с земли на небо. Чудес не бывает.
— Есть еще одна возможность, — сказал Рёпке. — Инфракрасная съемка могла бы показать уплотнение грунта, если след идет отсюда дальше, пусть даже на поверхности песка он незаметен, то есть сознательно уничтожен. Последнее слово пока еще не сказано. Впрочем, думаю, что если собака не взяла след, то маловероятно, что и инфракрасная съемка что-то даст. Придется нам постепенно привыкать к мысли, что в данном случае нельзя исключить чудо.
— Когда будут готовы снимки? — спросил Кеттерле.
Комиссар Рёпке взглянул на часы.
Было без пятнадцати два, еще пятнадцать минут займет возвращение к «Клифтону», это уже два, час работы там — три, два с половиной часа до Гамбурга — половина шестого.
— Если предупредить, что займем лабораторию, то сегодня в восемь, в половине девятого можно будет их уже посмотреть.
С северо-запада по пляжу приближалась поисковая группа во главе с Хорншу. Кеттерле не задавал вопросов: он и так знал, что следов Сандры Робертс они не обнаружили.
Тихое, таинственное шуршание и шепот стояли в воздухе, через несколько секунд они превратились в глубокий, протяжный вздох.
Хайде показала на трясину.
— Шторм приближается, — сказала она. — Лучше быстрее вернуться назад, пока вода не залила водостоки.
Полицейские начали поспешно убирать чувствительные приборы в автомобиль. Подошел Хорншу.
— Что-нибудь случилось?
Кеттерле молча взглянул на него.
— Собака тоже не смогла ничего сделать, — сказал он после паузы. Он по-прежнему отказывался верить в чудо.
Позже он отвел Хайде в сторону.
— А можно ли обыскать район мелководья еще раз?
Девушка взглянула на небо.
— Красиво сейчас, перед штормом, — сказала она. — Вы не находите? — Она крепко повязала платок. — Через два. часа совсем стемнеет. Протоки и русла наполнятся водой. Одна я еще смогла бы пройти. Но мужчины в сапогах не почувствуют колебаний песка. Они не знают, где сегодня песок без дна, а где — просто мелководье. И если они потеряют друг друга из виду…