— Пока, Толен, — сказал он и вышел из отделения.
Движение на утренних улицах волнами устремлялось к центру города. Поэтому поездка вдоль Альстера отнюдь не была удовольствием, пусть даже и на новом автомобиле. Обычно он предпочитал путь через Шваненвик и Адольфштрассе, чтобы в районе Кругкоппеля свернуть на набережную Альстера. Парковая аллея, где он жил, имела то преимущество, что иногда перед собственным домом можно было найти место для машины. Реймар Брабендер не стал загонять «Фиат-1800» в гараж. Свободный день он хотел использовать с Эрикой для покупок. Ей срочно требовались какие-то новые вещи.
Он удивился, когда она отворила ему дверь уже одетая.
— Я как чувствовала, Рей, — выпалила она, — только, пожалуйста, не волнуйся. С Сандрой что-то произошло. Только что звонил папа́.
На письменном столе Реймара зазвонил телефон.
— Вот опять. Это ужасно.
— Да, — услышал Реймар голос из другой комнаты, — все ясно, Зигрид. Да черт с ним, с вашим аккумулятором. Хорошо, через полчаса. Рею в конце концов тоже нужно позавтракать. Вы знаете подробности? Нет? Мы тоже. Тогда пока.
Реймар прошел в гостиную.
— Он звонил Хансу-Паулю тоже. Зигрид просила, чтобы мы заехали за ними. У них, как всегда, что-то с аккумулятором.
— А что случилось с Сандрой, Эрика? Но сначала успокойся, потом рассказывай. В конце концов, может, ничего плохого и не произошло.
— И все-таки, Рей, я боюсь, что стряслось в самом деле что-то плохое. Двое из полиции уже у папа́ и допрашивают его. Сандра пропала без вести… — Она начала всхлипывать. — Я всегда предполагала нечто подобное, Рей, сразу, как только она появилась в доме. Хоть бы он на ней не женился! Ведь в конце концов он и так мог проводить с ней время. А теперь это затрагивает всех нас.
«Нервная, неуравновешенная, — подумал Реймар, — да она форменная истеричка».
— А когда она пропала, Эрика? — спросил он. — И где?..
— Со вчерашней ночи. Она не вернулась с прогулки. Как это ужасно. Бедный папа́.
— Со вчерашней ночи, — пробормотал Реймар и прикусил губу, — так-так, со вчерашней ночи. А где, неизвестно?
— Где-то на море. Не знаю точно где. Но ведь это не так уж и важно. Что с тобой, Рей?
Он тяжело опустился в глубокое кресло и даже не положил ногу на ногу.
— Я должен тебе кое-что сказать, Эрика, — запинаясь, выдавил он, — до того, как они начнут задавать вопросы. На вчерашнюю ночь у меня нет алиби.
Она в недоумении уставилась на него, и только какое-то время спустя до нее дошло, что он этим хотел сказать.
— Но зачем тебе алиби, Рей, бога ради! Для чего?
Голос у нее стал резким и неприятным.
— Нам всем понадобится алиби, — пробормотал Реймар.
Он утратил свою спокойную уверенность. А уж если говорить правду, он был совершенно не в себе.
— Если полиция узнает о папином завещании, нам всем понадобится алиби. А она об этом узнает. И тогда останется только повеситься.
Комиссар Кеттерле обнаружил на своем письменном столе папку с докладом Рёпке о проведенных им расследованиях по делу Робертс и, кроме того, большой конверт с многочисленными фотографиями.
Вообще-то дел у него и без того хватало, тем не менее он еще раз перелистал все бумаги, высыпал фотографии на стол и начал их разглядывать. Все по очереди. И очень внимательно.
С двумя или тремя он подошел к окну и принялся рассматривать их через увеличительное стекло.
Потом он перевел взгляд вниз на оживленное движение, переливавшееся через площадь Карла Мука, и стал продумывать свой визит к Риху Робертсу, которого его недруги называли «толстяком».
Начало девятого он не счел слишком ранним часом, чтобы позвонить человеку, который в свои семьдесят лет каждое утро ездит верхом, занимается боксом и известен размеренным образом жизни всему городу.
Телефонную трубку сняла какая-то женщина, и Кеттерле понял, что разговаривает с экономкой.
— Квартира сенатора Робертса.
Кеттерле спросил, нельзя ли ему поговорить с господином Робертсом.
— Господин сенатор как раз завтракает. Это очень важно?
— Да, это очень важно, — сказал Кеттерле.
Робертс спокойно завтракал, значит, он все еще ничего не знал о случившемся.
— Тогда я переключу телефон, — сказала экономка, — минутку.
Минутка разрослась по крайней мере в целых две. «Быть может, они все-таки проведут настоящие поиски в этих гиблых песках», — подумал комиссар и взглянул на небо. Оно не было ни лазурным, ни мрачным, на нем не было грозовых туч, не было и прозрачных облаков, предвещающих хорошую погоду. Оно было просто серым. Как обычно в Гамбурге.