— И когда в последний раз?
— Тоже в день клубного бала. Я отвез Сандру домой, так как…
— Она была пьяна, господин старший комиссар, — пробурчал Рихард Робертс. — Я уже говорил вам, Сандра была экстравагантна.
— Это… — хотел было спросить Кеттерле, но помолчал, переводя взгляд с одного на другого. — Это было частым явлением?
— Если говорить правду, господин комиссар, — сказал сенатор, — за шесть лет я ни разу не видел, чтобы она пила что-нибудь, кроме апельсинового сока, имбирного пива и от случая к случаю, если уж нельзя было отказаться, легкого коктейля. У вас есть еще вопросы?
— Последний, — сказал комиссар и поднялся. — Вы прибегали вчера к услугам своего шофера, господин сенатор?
— Ночью?
— Нет. Скажем — с субботнего вечера до вечера в воскресенье — или даже до утра понедельника?
— Вчера утром я собирался поехать во Флотбек на выездку лошадей. Но потом решил не делать этого, так как чувствовал себя не очень хорошо.
— А где находился Новотни все это время?
— Должно быть, дома. Я позвонил ему еще раз около десяти вечера, чтобы сказать, что в воскресенье он мне не понадобится. Тогда он спросил, можно ли ему пойти в кино после обеда. У вас есть еще вопросы?
— Благодарю вас, — сказал комиссар и принялся задумчиво застегивать пиджак. — Нет ли у вас в настоящее время каких-либо опасений? Я полагаю — мы могли бы выделить одного или двух полицейских…
Он умолк, взглянув на сенатора.
— Думаю, что справлюсь и сам, — сказал сенатор. — Известите меня, если что-нибудь выяснится. Я, естественно, обеспокоен. После всех ваших вопросов…
И все-таки у сенатора Рихарда Робертса осталось впечатление, что ни один из этих вопросов не был лишним.
В холле оба комиссара столкнулись с экономкой. Теперь она стала намного общительней.
— Ну разве это не ужасно, — сокрушалась она, пока гости надевали пальто. — Такая молодая дама, такая красивая и такая элегантная. — Она даже подала им шляпы. — И Новотни говорит, что это ужасно.
— Когда вы с ним говорили об этом, фрау Матильда?
— Еще до того, как вы его позвали. Да, до того, — сказала экономка, смешавшись.
Кеттерле секунду подержал шляпу в руке, прежде чем надеть ее.
— Так, — сказал он, — мне кажется, что на сегодняшний день вы оказали нам самую большую услугу в этом деле.
Комиссар пригласил Хорншу на обед в пивную папаши Хайнриксена. Это было, пожалуй, единственное заведение в Европе, где еще можно было за марку восемьдесят получить настоящий картофельный суп и жареные фрикадельки с хреном. Кеттерле нравился здешний полумрак, и зимой, когда его комната у фрау Штольц делалась холодной и неприветливой, он проводил здесь большинство вечеров.
— Ну, папаша, что слышно? — спросил он после того, как они спустились на три ступеньки вниз и раздвинули плюшевые занавески.
Папаша Хайнриксен, засучив рукава, протирал стойку.
— Здрасьте, господа, — сказал он, не прерывая работы. — Ничего нового, господин комиссар… Вам две порции фрикаделек? — Немного пахло пивом и застоявшимся кухонным чадом.
— Точно, — сказал Кеттерле и снял пальто. Хорншу помог ему.
Они сели за столик в углу, и комиссар извлек сигару из нагрудного кармана. Прикурив, он взглянул на Хорншу.
— Толчем воду в ступе, — сказал Хорншу. — Интересно, продвинемся ли мы хоть на шаг.
— А мы уже продвинулись на один шаг, Хорншу, и если Рёпке проявит свое искусство, то на довольно большой.
Кеттерле затянулся сигарой, сунул руку в карман пиджака и, откинувшись назад, уставился в потолок.
Папаша Хайнриксен поставил на стол две кружки пива.
— Пока хватит?
— Вполне, — сказал Кеттерле. — Подумайте, Хорншу, из всех этих людей только двое не лгали. А почему?
— Кого вы имеете в виду?
Комиссар чуть не ткнул Хорншу в грудь сигарой.
— Ваша экономка и сенатор Рихард Робертс. Довольно внушительная личность, а?
— По как вы сделали такой вывод?
Комиссар вытащил руку из кармана, положил на стол листок бумаги и тщательно его расправил. Хорншу наклонился вперед.
— Что это?
— Четыре дробь семь, — сказал Кеттерле. — Рёпке же воплощенная систематизация, вы знаете!
Хорншу взглянул на комиссара.
— Вот, Хорншу, предмет номер четыре из объекта изучения семь. Номер семь — это сумочка крокодиловой кожи, принадлежащая Сандре Робертс, а предмет номер четыре — пропуск, который выдают в больницах посетителям после девяти вечера. Этот пропуск был выдан в прошлую пятницу. На нем написано: фрау Робертс к старшему врачу доктору Брабендеру.