– Какую?
– Шакью-Эм.
Как-то сразу торговец явно занервничал. Он засунул парализатор за пояс брюк и повернул ручку настройки шкалы с одной из сторон шестиугольника. Крошечный кусочек металла засветился. Когда О'Фленг манипулировал переключателем, через спектр настройки слышались хрипение и писк.
Из шестиугольника послышался голос: «Галактическая длинноволновая служба информации. Пожалуйста, сформулируйте ваш запрос».
«Координаты Шакью-Эм, пожалуйста».
Механический голос затрещал. О'Фленг проделал дальнейшие манипуляции. «На», – он резко бросил шестиугольник Лоу. Тот поймал его обеими руками.
Одно из двух маленьких окошечек в шестиугольнике загорелось голубым. В окошечке была надпись «Передача». Лоу пристально разглядывал устройство. Все, казалось, было в порядке. Он…
Неожиданное движение на верху. Лоу резко вскинул голову. О'Фленг ухмылялся. Его обесцветившиеся зубные протезы загорелись при внезапной вспышке солнечной короны.
«Я оставлю себе и длинноволновик, и ящик, полукровка, и – концы в воду». Торгаш вытащил свой парализатор.
У Лоу, двумя руками державшего шестиугольник, был лишь один выход.
О'Фленг выстрелил.
От выстрела у Лоу занемел край правого плеча. Древнее солнце Голоза взорвалось багряной вспышкой, как сверхновая, окутав его мозг внезапной мыслью. Лоу транслировал.
Осколки топаза, ударяются и вспыхивают, образуют копья из блеска…
Прыжок на запах дымящейся изоляции краулера – вой перегруженного реактора – покалывание гонимой ветром пыли с плато, переходящее в смерч, засасывающий все – вид – звук – запах – вкус – прикосновение… в ревущую воронку…
Дастин О'Фленг запрыгал. Его защитный головной убор сорвало порывом ветра. Он начал рвать руками бороду и свалился с корпуса краулера прямо на резьбленый ящик, расколов его на кусочки.
Лоу заглушил проекцию, и боль сдавила его виски.
Наконец, тело О'Фленга расслабилось. Под ним позвякивали и дребезжали кусочки ящика. Голова торговца откинулась. Из его сжатой ладони ветром вырвало клок волос и понесло через пустыню.
Лоу присел и подобрал два кусочка от ящика. Он попытался сложить их вместе – зазубренные края совпадали лишь частично, не подходили один к другому – и отбросил их в сторону.
Он поднялся на ноги, презирая себя, как никогда в жизни. Он закричал и ударил сжатым кулаком по гусенице краулера.
От боли мысли Лоу прояснились. Он вытер рот тыльной стороной руки, поднял длинноволновик и зашагал по направлению к каменным колоннам. Древнее багряное солнце выбрасывало струи черного огня.
Резной костяной ящик был безнадежно разбит, а с ним и прошлое Лоу.
Он был ни омкью, ни человеком Солнечной системы.
Он был одинок.
Буря непонятных ощущений заполнила его мозг. В них он видел – чувствовал – слышал – осязал – обонял сдерживаемую враждебность. И ужас.
Лоу сглотнул, пытаясь избавиться от прелого привкуса во рту. Он приподнялся, опершись на ладони, и прислушался. По коридорам бегали омкью.
Он ощущал их испуг и ненависть к кому-то или чему-то, временно погруженному в глубины мозга. Их мысли проносились в его голове коричневыми жжеными оттенками, грохочущими звуками, запахами испражнений, ощущениями болезни в сухой сезон.
Мимо со свечой в руке пробежал мускулистый мужчина. Он видел Лоу и бросил в его сторону свирепый взгляд.
Лоу прошел через овальную дверь. Снизу, слева его окликнула Снежная Птица. Он обернулся.
– Что случилось?
– Прячься, Андреас. Это приказ Гулкью. Никто не имеет права упоминать твое имя или говорить, что видел тебя.
– Кто меня ищет? – закричал Лоу.
Другой мужчина, живущий дальше по коридору, пробегая мимо, замедлил шаг настолько, чтобы прорычать вслух: «Ты стал проклятием для этой деревни со времени своего рождения, полукровка! Теперь ты погубишь нас всех».
Значит, это он был причиной бури гнева, отражение которой он почувствовал, когда проснулся.
Лоу подскочил к овальному окну и стал осторожно высовываться, пока не открылся вид на плато.
Среди ночи, пока было темно, возвышавшийся над деревней холм заняли военные. Теперь боевые краулеры и осадочные аппараты блестели в багряном свете восходящего солнца.
Глядя вниз, Лоу видел, как омкью выскальзывали из темноты башенных выходов, собираясь вокруг Гулкью. Старик выглядел самым спокойным среди них. Надевая жакет и шотландскую юбку, Лоу уловил новые волны возбуждения.
«Почему меня не разбудили?» – крикнул он Снежной Птице. Он понесся вниз по ступенькам к неясному пятну света. Когда он пробегал лестничную площадку, женщина омкью через порог бросила ему вслед непристойное слово. Образы в ее мозгу вспыхнули ярко-желтым цветом и запахом тлеющей ткани.
Лоу добрался до выхода. Гулкью увидел его и тут же левой рукой изобразил отрицательный жест.
Лоу вышел на свет, и Гулкью снова подал знак. Лоу покачал головой.
Сложные мысленные образы перешли на менее раздраженный уровень.
Шагая, Лоу прикрыл глаза. На возвышенности над дюжиной боевых машин развевался флаг. Даже на таком расстоянии Лоу смог различить планету и глаз, которые были эмблемой Колониального Корпуса.
Лоу подошел к Гулкью и стал рядом. Со всех сторон обвиняюще смотрели зеленые глаза.
«Я отдал приказание, чтобы тебя не будили».
«Вы хотите, чтобы я спал, когда здесь творится такое?»
«Тебя не должны видеть».
Лоу снова покачал головой. Теперь, когда решение было принято, он чувствовал себя увереннее.
Ненависть этих омкью была естественной. Ведь это он был тем бедствием, которое привело сюда Колониальный Корпус. В самом деле, с самого своего рождения он был объектом презрения со стороны наиболее требовательных, связанных традицией жителей деревни. Это презрение иногда высказывалось вслух, но чаще было безмолвным, едва различимым впечатлением, которое его мозг скорее чувствовал, чем полностью осознавал. И только благодаря Гулкью не было открытой враждебности или даже нападений. Ограниченность умов не была полной прерогативой землян, вроде Барона и его сторонников.
Тем не менее Лоу не желал уподобляться им, как и не желал быть виновником их гибели.
В особенности он не мог допустить, чтобы пострадал Гулкью. Или Снежная Птица. Во всяком случае, это было его обязанностью по отношению к ней.
«Совершенно очевидно, что они пришли за мной», – сказал Лоу.
«Мы готовы защитить тебя», – ответил Гулкью, однако в глазах людей, окружавших их, он не увидел большой поддержки. «Я собираюсь организовать защиту. У нас есть кое-какое оружие, спрятанное в тайнике в пещере».
«Не трогайте его».
Ошеломленные омкью молча переговаривались. Никогда и никто из них так не разговаривал с вождем. Когда удивление улеглось, Лоу с радостью отметил, что уровень возмущения тоже уменьшился. Он заговорил снова, более спокойно.
«Многие погибнут из-за меня, защищая деревню. Я выйду наверх, к ним».
Гулкью смотрел на него с печальной гордостью. «Я не верю, что они убьют тебя, если ты действительно выйдешь к ним, Андреас. Эти военные хотят взять тебя живым».
Лоу поправил свой жакет и попытался улыбнуться. Он положил руку на плечо Гулкью. На какое-то мгновение он почти почувствовал себя его полнокровным сыном. Затем вспомнился разбитый костяной ящик и Бэт. Лоу зашагал вперед.
Генерал ждал его в тени самой большой осадной машины. На лице Сарка оставила свой след усталость. Под его здоровым карим глазом был огромный темный полукруг. По поверхности безумного молочного глаза скользил свет солнечной бури. Генерал курил одну из своих галлюцино.
Почти половина из двух дюжин людей, появившихся из боевых краулеров и осадочных аппаратов, были из Корпуса Мира. Остальные были одеты в шлемы и черные сапоги служащих отдела по борьбе с преступностью Колониального Корпуса. Не вызывало сомнений, что все они, с отталкивающими глазами и с оружием наизготовку, являлись сторонниками Группы Маяка.