Через некоторое время Рик пришел в себя и сел. Его челюсть подрагивала. Прибор на поясе замолчал.
[Нейросеть эмоций и чувств: в норме.]
— Как ты догадался втирать варенье в десны? — дрожащим голосом спросил он.
— Это базовые знания. Вы не будете злиться, если кое-что скажу?
— Говори.
— Я стекла выбил и стеллаж в подсобке — вдребезги.
— Да я сам виноват, бросился рвать цветы, как ужаленный. Они, знаешь, напоминают об Эрме, — он скосил глаза на кучу хризантем. — Хотел поскорее избавиться и забыть.
— И я буду по ней скучать. Рик, а вашу болезнь нельзя вылечить?
— Можно, но стоит это немерено.
— Сколько?
— Ну… как три теплицы.
Я разочарованно присвистнул.
— Робот, прости, что сорвался на тебя. Эрма и правда мне нравится.
— Так почему не признались?
— Эх, Робот. Будь у меня такие же искренние лампочки, может, и признался бы. А вообще… кому я нужен? Старый и больной.
— Вы ей тоже симпатичны. Она вам всегда улыбается.
— Думаешь? Слушай, вот зацветет кофейно-медовый гибрид, займем первое место на выставке и поедем к ней в гости.
Шейные сервоприводы взвизгнули, голова прокрутилась на триста шестьдесят, эмоледы синхронно мигнули.
— Тогда за работу, — сказал я.
— Погоди. Хочу тебе имя дать, а то все Робот да Робот.
— Какое?
— Робби. Как тебе?
— Достойное имя. Мне нравится! Так мы теперь друзья? — спросил я.
— Еще бы.
Рик протянул руку. В его огромной лапе моя казалась детской. Судя по силе рукопожатия, сахар пришел в норму.
— Какой же ты липкий. Неси шланг, отмою.
После водных процедур я отправился в теплицу к орхидеям, аккуратно вынимал шарики пыльцы и подсаживал под лепестки.
У всего есть предел: у точности рук, у скорости ног, у яркости эмоледов. Желание осчастливить Рика балансировало между этими физическими ограничениями и базовым правилом «не навреди». Однако розовым орхидеям все же досталось.
Стекла на двери и банка варенья были разбиты в обход того же «не навреди», что ускорило помощь Рику. Иногда эмоции все же помогали, но как управлять ими, я не знал. Мантра «триумф в малом зале» срабатывала не всегда.
— У тебя отлично получается, — сказал Рик. — Перенеси зарядку, в подсобке потом уберемся. Пойду лягу пораньше.
Возвращаясь на подзарядку, я случайно наступил на стекла в коридоре. Из спальни раздался недовольный храп. Стараясь больше не шуметь, я скользнул в подсобку. Покалеченный стеллаж растерянно нависал над грудой битых банок. Я вытащил адаптер из розетки и отправился ночевать в лавку, рядом с кассовым аппаратом.
Крики вывели меня из спящего режима:
— Робот! Робби! Просыпайся!
— Что случилось?
— Доставка была вчера?
— Не было.
— Ох, беда, — почти простонал он. — Плохо мне. Всегда была упаковка инсулина в запасе. Всегда! Вот улитка марафонная!
Его сердце отбивало барабанную дробь.
— Может, позвонить им? — предложил я.
— Да я уже! Потерялся, говорят.
— Как потерялся?
— Чего ты меня спрашиваешь? Да хрен с ним, с доставщиком — в резервуаре помпы инсулина только до вечера. Надо тащиться в аптеку, а мне что-то совсем нехорошо.
Он тяжело вздохнул.
— Давайте схожу. Далеко?
— А ты сможешь?
— Куда идти? Я за пределы нашего участка ни разу не выходил.
— Тут рядом, городок у нас небольшой. Выйдешь из дома и налево, затем прямо и прямо. Улица огибает холм, но ты не сворачивай с главной, пока не выйдешь на площадь с фонтаном. Там увидишь вывеску с зеленым крестом.
— Я знаю, как выглядит аптека.
— Вот и славно. Скажешь «инсулин для Рика», а я прилягу, хреново что-то.
Я прислонился к стеклянной двери лбом. На той стороне дороги стояли давно брошенные дома, потерявшиеся среди деревьев и разросшихся кустов. За дверью начинался абсолютно неизведанный мир. Нейросеть общих знаний не выдала ничего опасного, но, как и нейросеть цветочника, могла устареть. Тусклые эмоледы дергались невпопад.
— Триумф, в малом, зале; триумф, в малом, зале; триумф, в малом, зале, — прошептал я.
Вышел на крыльцо, спустился по ступенькам, прошел по дорожке между кустами гортензии и оказался на тротуаре асфальтированной дороги. Оглянулся. Вывеска над витриной гласила: «Цветочная лавка Рика». Потянул ветерок — кусты качнулись, будто неохотно со мной прощаясь.
Я шагал по тротуару. Щебетали птицы и стайкой перелетали с ветки на ветку, с дерева на дерево, будто следовали за мной. Персиковый восход коснулся крыш и верхушек деревьев. Придомовые участки поросли высокой травой. Некоторые дома неплохо сохранились, стены и крыши других потеряли геометрию. Словно увядшие цветы, по следам погребального шествия, они гнили вдоль дороги. Нейросеть общих знаний вдруг активизировалась.