Лурт попарабанила пальцами по центральной части лба, как раз там, где сходились изгибы надбровного валика.
— Дай подумать… Дай подумать… — но потом она чуть склонила голову набок, явно прислушиваясь к совету своего компаньона. — Отличная идея, — сказала она, кивая. Потом посмотрела на Мэри. — Недалеко отсюда живёт одна моя подруга, Бандра Толгак. Она геолог. И она совершенно без ума от глексенов.
— И её семья не живёт вместе с ней?
— Именно. Её союз с партнёршей распался какое-то время назад, а оба её ребёнка уже покинули дом — младшая дочь совсем недавно. Она как-то жаловалась на то, что дом теперь совершенно пуст. Возможно, ты с ней могла бы договориться.
Был прохладный осенний день; по серебристому небу разметались ленты перистых облаков. Лурт и Мэри шли по улице. Впереди виднелось здание шириной примерно с футбольное поле и высотой, судя по рядам окон, в четыре этажа.
— Это наша Научная Академия для женщин, — объяснила Лурт. — Бандра Толгак работает здесь.
Они подошли к одному из входов, закрытому тяжёлыми непрозрачными створками. Лурт открыла их, и они вошли в квадратный в сечении коридор, освещённый вделанными в стены прозрачными трубками, внутри которых шли каталитические реакции. Коридор был заполнен спешащими по своим делам женщинами поколения 147 — как раз студенческого возраста, а так же проносящимися мимо с какими-то поручениями паукообразными роботами. Лурт остановилась на площадке перед двумя лифтами. Неандертальские лифты, когда никуда не едут, стоят с открытыми дверями, чтобы воздух внутри не застаивался; к тому же, это позволяло с одного взгляда определить, находится ли какой-то из них на данном этаже. Лурт завела Мэри внутрь лифта, который ожидал пассажиров.
— Лаборатория Бандры Толгак, — произнесла Лурт в пространство.
Дверь закрылась, и лифт поехал вверх. Через несколько секунд дверь снова открылась, и они вышли в другой коридор.
— Третья дверь направо, — произнёс синтезированный голос.
Мэри и Лурт отыскали нужною дверь, открыли её и вошли.
— Здравый день, Бандра, — произнесла Лурт в широкую спину находящейся в лаборатории женщины.
Та повернулась к ним и улыбнулась.
— Лурт Фрадло! Здравый день! — Тут взгляд её глаз поразительного пшеничного цвета упал на Мэри. — А вы, должно быть, учёная Воган, — сказала она. — Лурт сказала, что вы придёте. — Она снова улыбнулась и, к изумлению Мэри, протянула ей руку.
Мэри крепко пожала её.
— Я… я не знала, что неандертальцы так делают.
— О, нет, — ответила Бандра, ухмыляясь. — Но я читаю о глексенах всё, что удаётся достать. Такой интересный народ! — Она убрала руку. — Я всё сделала правильно?
— Да, — ответила Мэри. — Всё как надо.
Бандра просияла. Она была из 144-го поколения, на девять лет старше Мэри — точнее, на восемь с половиной, потому что Мэри родилась в сентябре, а все неандертальцы рождаются весной. Волосы на голове и теле Бандры имели приятный серебристо-медный оттенок.
— Очень хорошо. О, постойте! Есть же ещё один ритуал! — Она изобразила на лице делано-серьёзное выражение и спросила:
— Как поживаете?
Мэри рассмеялась.
— Спасибо, хорошо. А вы?
— Я тоже хорошо, — сказала Бандра и тоже рассмеялась. — Такой замечательный народ! Так много всяких мелочей! — Она улыбнулась Мэри. — Для меня правда большое удовольствие познакомиться с вами, учёная Воган.
— Вы можете звать меня Мэри.
— Нет, не могу, — сказала Бандра и снова засмеялась. — Но я с удовольствием буду называть вас Мэре.
Лаборатория Бандры была заполнена геологическими образцами — кристаллами горного хрусталя, полированными камнями, мастерски препарированными жеодами и тому подобным.
— Какое удовольствие наконец-то познакомиться с живым глексеном, — продолжала Бандра. — Я прочитала о вас всё, смогла найти.
— Э-э… спасибо.
— Ну так расскажите мне о себе. У вас есть дети?
— Пока нет, — сказала Мэри.
— Ах. Ну, а у меня две дочери и внук. Хотите, посмотреть фотографии?
— Гмм, конечно.
Но Бандра снова рассмеялась.
— О, глексены и их правила хороших манер! Какие вы покладистые и уступчивые! Я могла бы заставить вас полдня рассматривать фотографии, которые я привезла из последнего отпуска.
Мэри почувствовала, как постепенно расслабляется — хорошее настроение Бандры оказалось заразным.
— Надеюсь, ты не возражаешь против того, что мы зашли, — сказала Лурт, — но…
— Но вы шли мимо! — сказала Бандра, снова улыбаясь Мэри от уха до уха.
Мэри кивнула.
— И заглянули на огонёк, — продолжала Бандра, произнося это с преувеличенным акцентом, который американцы вечно приписывают канадцам, но которого Мэри в жизни не слышала ни от одного соотечественника. — У глексенов такие замечательные поговорки.
— Спасибо.
— Итак, — сказала Бандра, — Лурт говорила, что вы хотели попросить об услуге. — Она обвела рукой заваленное камнями помещение. — Понятия не имею, чем геолог может быть вам полезен, но — это выражение одно из моих любимых — я вся внимание. — Бандра радостно уставилась на Мэри.
— Ну… я… в общем, я ищу жильё здесь, в Центре Салдака.
— Правда? — удивилась Бандра.
Мэри ухмыльнулась.
— Зуб даю.
Бандра расхохоталась.
— Нет-нет, оставьте себе! — Она секунду помолчала. — У меня большой дом, и я живу в нём одна.
— Так Лурт и сказала. Я собираюсь пробыть здесь всего около месяца, и если вам нужно соседка…
— Я бы с радостью, но… — голос Бандры затих.
Мэри хотелось переспросить «Но что?», однако вряд ли будет уместно требовать у неё объяснений.
Однако она заговорила сама.
— Всего на месяц, говорите? То есть вы будете здесь, когда Двое в следующий раз станут Одним?
— Да, — сказала Мэри. — Но я, разумеется, не буду путаться под ногами.
Мэри ясно видела, как на лице Бандры отразилась внутренняя борьба — и она её прекрасно понимала. Неандерталка наверняка взвешивала неудобство, связанное с присутствием в доме чужого человека с восторгом учёного от возможности пообщаться с пришельцем из другого мира.
— Очень хорошо, — решилась, наконец, Бандра. — Как вы это говорите: ваш дом — мой дом?
— Скорее, наоборот, — сказала Мэри.
— О, да-да! Я всё ещё учусь!
Мэри улыбнулась.
— Я тоже.
Глава 16
Но прошло уже три десятка лет с тех пор, как Юджин Сернан стал последним человеком, ступавшим по поверхности Луны. Последним! Кто бы мог подумать, что после 1972 года родится целое поколение, для которого посещение человеком других миров будет лишь главой в учебнике истории…?
Мэри нашла дом Бандры гораздо более комфортабельным, чем дом Лурт, хотя размером он был совершенно такой же. Во-первых, мебель пришлась ей больше по вкусу. А во-вторых, Бандра оказалась орнитологом-любителем и талантливой художницей: все стены и потолки в её доме были увешаны полотнами, которых не постыдился бы и Одюбон [32], изображающими местных птиц, включая, разумеется, и странствующего голубя. Мэри и сама любила птиц; потому-то она и работала с ДНК странствующего голубя у себя в Йоркском университете, тогда как её аспирантка Дария отхватила себе гораздо более модную задачу по извлечению генетического материала из египетской мумии.
Мэри чувствовала себя не в своей тарелке от того, что пришла раньше хозяйки, и ещё больше от того, что просто вошла через переднюю дверь. Но неандертальцы, разумеется, не запирают домов — попросту незачем.
У Бандры был домашний робот — у многих барастов были такие. Это была насекомоподобная конструкция, состоящая из шарниров и рёбер. Робот осмотрел Мэри синими механическими глазами, не слишком отличающимися от глаз Лонвеса Троба, и снова принялся за уборку.
32
Джон Джеймс Одюбон (1785–1851) — знаменитый американский орнитолог, натуралист и художник-анималист французского происхождения.