Первым желанием извала было пуститься в бегство в противоположную сторону. Но, поборов приступ страха, он направился по насыпи вверх, забираясь все выше и выше в горы, подальше от открытого и залитого солнцем пространства. Ему приходилось нелегко. Там, где не было снега, земля была покрыта острыми обломками камней, и он был вынужден то и дело переходить с бега на шаг и перепрыгивать опасные трещины.
Все это время его не покидало чувство, что преследовавшие его собаки с каждым прыжком подбирались к нему все ближе и ближе. Или что их хозяева могли в любой момент появиться на небе и расстрелять его сверху из своего смертоносного оружия. Его мозг зафиксировал появление второго воздушного судна, высадившего новых собак у его следов гораздо ближе первой партии.
Он резко повернулся на гребне и спрыгнул вниз, на покатый спуск. Еще раз поменяв направление, он пересек небольшую долину и опять оказался на гребне скалистой гряды, инстинктивно избегая участков, где могли отпечататься его следы. Он, правда, не ставил перед собой цель во что бы то ни стало скрыть свои следы. Были минуты, когда лай собак раздавался где-то совсем рядом или вообще замирал среди покрытых снегом долин, но он всегда возврашался. Каждый раз это придавало ему новые силы для дальнейшего бегства. Когда наконец красный диск солнца начал опускаться в долину, зажатую меж двух скал на горизонте, и тени стали совсем длинными и темными, извал понял, что сумел пережить по крайней мере еще один день.
Он ждал этого момента. Большими прыжками, в котоые он вкладывал последние силы, он изменил направление движения под прямым углом и через несколько сот рдов вернулся на свой прежний курс, но уже в обратном правлении.
Теперь, находясь в относительной безопасности, он досмотрел вниз, на долину, где стояли рядом оба катера. Возле них на снегу двигались крохотные фигурки людей, а немного поодаль кормили собак. Похоже, преследователи располагались на ночь.
Извал не стал терять времени, чтобы удостовериться в этом наверняка. Приближавшаяся ночь еще больше удлинила сгустившиеся тени, и он начал спуск к подножию горы. Ему пришлось описать большой круг: ветер был очень порывистым и постоянно менял направление. Стараясь все время находиться с подветренной стороны, он подошел к стоянке.
Горящими глазами он разглядывал из своего укрытия десяток собак. Все они были связаны одной цепью и некоторые устраивались спать. От них исходил ужасный чужой запах, и он подумал, что в стае они могут быть очень опасны. Если ему удастся убить этих собак, на смену им привезут других. Но за это время он сможет затеряться в бескрайних покрытых лесами горах.
Он должен быть убийственно быстрым. Люди могут выскочить из своих катеров за считанные секунды и уничтожить его бластерами.
Эта мысль так подстегнула его, что он вихрем бросился вниз.
Первая собака его увидела. Он почувствовал ее удивление в тот момент, когда она пыталась подняться на ноги, и услышал ее тревожный сигнал, сменившийся темнотой, которая заполнила ее мозг после мощного удара, нанесенного извалом. Извал оскалился и лязгнул зубами, с точностью рассчитав траекторию полета другой собаки, прыгнувшей, чтобы вцепиться ему в горло. Зубы, способные Перекусить металл, сомкнулись в мертвой хватке, не знающей жалости. Его пасть залила кровь, имевшая неприятно горьковатый привкус. Он с рычаньем выплюнул ее, и в этот момент на него набросились остальные собаки. Извал встретил ближайшую из них выставленной вперед передней лапой, закованной в броню.
Челюсти, напоминавшие волчьи, пытались вцепиться в темно-синюю лапу и порвать ее в клочья. Неуловимым движением извал увернулся от оскаленной морды и схватил пса за шею. Его когти подобно стальным крючьям тут же глубоко вонзились в плечо собаки, и она отлетела в сторону как снаряд и забилась в конвульсиях. Цепь, на которой она была привязана, порвалась от удара, и через несколько секунд агонии собака затихла. У нее была сломана шея. Извал повернулся, чтобы встретить других нападавших лицом, и остановился. Собаки пятились от него, а их мысли были полностью парализованы охватившей их паникой. Они были побеждены и объяты ужасом.
Он еще немного повременил, чтобы удостовериться в своей полной победе. Раздались крики людей, и запрыгали первые лучи фонарей. Но он не уходил, чутко прислушиваясь к мыслям собак. Наконец сомнений не осталось. Эта свора собак, парализованных страхом, перестала представлять для него опасность. Он был уверен, что их уже ничем нельзя было заставить пойти по его следу.
Извал бросился бежать. Вдруг прямо перед ним вспыхнул луч прожектора, на мгновенье ослепив его, и он тут же прыгнул в сторону. Управлявший прожектором, видимо, был не очень опытен и сразу же потерял извала. Когда тот уже был в безопасности и мчался за каменистой грядой, кто-то с запозданием открыл огонь по теням, которые отбрасывали скалы, и местность осветилась вспышками взрывов.
Этой ночью, довольный собой, он хорошо выспался. На рассвете он уже снова был в пути, но после полудня вновь услышал за собой лай собак. Он оцепенел: он рассчитывал, что, забравшись далеко вглубь, он оторвется от погони, и преследователи оставят его в покое.
Он побежал дальше, но с каждым движением все больше давала о себе знать накопившаяся усталость. Он чувствовал не только физическое истощение: его вера в то, что удастся выжить, начала давать трещину. Он не мог представить, как ему еще раз удастся расправиться с новой сворой собак. Однако с наступлением темноты он все же предпринял такую попытку. Когда он повторил свой маневр, принесший удачу предыдущей ночью, с величайшей осторожностью делая каждый новый шаг и постоянно прислушиваясь, его обостренное восприятие телепата позволило ему издалека удостовериться в обоснованности своих опасений: его ждала засада.
Растерянный и измученный, он опять вернулся в темноту ночи и побежал дальше по заснеженной равнине. Появившиеся облака закрыли звезды, и стало еще темнее. Одна лишь белизна снега позволяла ему вовремя замечать и обходить препятствия. Становилось холоднее. Начали падать мягкие хлопья, которые поначалу его не беспокоили, но с усилением ветра, подувшего с севера, они скоро превратились в миллионы маленьких иголок, беспрестанно коловших его.
Всю эту долгую ночь он боролся с пургой и холодом, но именно в них было его спасение. Он опять бежал вперед, понимая, что нужно как можно дальше оторваться от преследователей, раз его следы будут скрыты толстым слоем выпавшего за ночь снега. С первыми признаками рассвета пурга начала стихать. Но она не хотела сдаваться так просто и цеплялась за утро резкими порывами ветра. Продрогший, обессиленный и голодный извал остановился у входа в пещеру, достаточно большую, чтобы он мог в нее забраться. Думая о предстоящем отдыхе, он залез в пещеру и замер: в глубине шевельнулась тень какого-то крупного темного существа.
Измученный извал почувствовал влажный запах животного тепла, смешанный с едким запахом испражнений, и уловил, как нехотя, как бы издалека, стали появляться мысли. Он понял, что застал жившее в пещере чудовище во время сна.
…Еще один медведь, осмелившийся войти… злость… отчаянные усилия сбросить путы долгого сна — такие мысли роились в голове пробуждающегося гигантского медведя. Видя только большую темную тень, да и ту в Дымке, хищник очнулся от сна и, впав в неистовство, страшно зарычал и бросился на пришельца.
Удар отбросил извала на снег, но недалеко. Вцепившись Когтями в мерзлую землю, он собрался в комок и бросился на медведя, сильно ударив его в плечо.
Зверь свирепо зарычал в ответ и, обхватив извала мощными лапами, почти оторвал его задние лапы от земли, сжимая его в своих объятиях так сильно, что у извала затрещали кости и перехватило дыхание. Какую-то долю секунды извал пытался освободиться от сжимавших его объятий, понимая, что слишком ослаб для смертельной схватки с таким страшным противником.