- За то, что жрёшь много. За твоё чревоугодие.
- А-а, это точно, - с довольным видом погладил свой пивной животик Димон-А. – Но особо не радуйся по этому поводу. Поскольку ты тоже там окажешься.
- А я-то за что?
- За своё уныние.
О’Димон печально вздохнул.
- Да, ладно, не парься, брат, - с широкой ухмылкой обнадёжил его Димон-А, - в наше время все смертные грехи уже стали добродетелями.
- А что же стало с самими добродетелями?
- Делать добро сейчас считается грехом.
- Да ладно. А как же тогда вера, надежда, любовь?
- Верить никому сейчас нельзя. Надеяться больше не на что. А любовь давно уже заменили порнухой.
- Ещё что?
- Были ещё такие понятия, как щедрость…
- Ну ты даёшь! - засмеялся О’Димон.
- Умеренность, - продолжил перечислять Димон-А.
- Ага-ага, умеренное употребление спиртных напитков, - О’Димона пробило на ржач.
- И ещё целомудрие.
- Ты что, вообще? Ха. Какое целомудрие? Ты где слова такие выискал? Ой, не могу! Целомудрие. Это что, была такая добродетель? Что за бред, вообще? Это всю жизнь девственником, что ли, надо быть?
- А что тут такого? Я, например, до сих пор ещё ни разу с девушками не целовался, - чистосердечно признался Димон-А.
- Ты? До сих пор? - удивился О’Димон, - как это?
- Да так, - замялся Димон-А.
- То есть, - не понял О’Димон, - ты ещё…девственник, что ли?
- Ну, - неопределённо повёл головой Димон-А, - типа того.
О’Димон усмехнулся, а затем вдруг залился нескончаемым хохотом, словно кто-то невидимый защекотал его под мышками.
- Чего ты ржёшь? – возмутился Димон-А.
- Самое смешное…ой, не могу… что я …прикинь… тоже…
10. ХЕРУВИМ И АСПИД
Нет ничего более противоестественного, чем безудержный смех в самом жутком месте на земле. Так громко смеяться на Лысой Горе могут позволить себе лишь безрассудные отчаявшиеся люди, невинные девственницы или юнцы под воздействием травы.
Молодые люди, видимо, не вполне понимали, куда они попали. Ведь Лысая Гора - это настоящая обитель потусторонних сил. Паранормальная активность здесь превышает все допустимые уровни. Время здесь не идёт, а бежит или стоит на месте. Здесь – иная реальность.
На первый взгляд, это обычный заброшенный парк. Но что-то в его атмосфере сквозит такое, что заставляет сердце сжиматься в тревожном ожидании. Видимо, в прошлом здесь случилось что-то ужасное, и сейчас эта жуть так и витает в воздухе.
Когда вы гуляете по Горе, то отчётливо можете почувствовать там чьё-то незримое присутствие. Кто-то неотступно следует за вами, кто-то неотрывно следит за каждым вашим движением.
То ли это морок, то ли это леший, то ли страж горы, то ли сонмы духов казнённых и погребённых здесь преступников, не говоря уже о колдунах, ведьмах и прочих тёмных личностях в балахонах с капюшонами, которые встречаются на Лысой чуть ли не на каждом шагу.
А иногда, вернее, два раза в году, в ноябрьский и в майский канун здесь появляются иные.
Вот почему простой народ обходит это место десятой дорогой. Ну, какой же нормальный человек в ясном уме и в доброй памяти потащится на Лысую Гору, овеянную такой дурной славой?
Да, здесь, реально, бывает порой страшно.
Но в действительности, жизнь за пределами Лысой Горы сейчас гораздо страшнее. Многие просвещённые люди даже не подозревают, что только здесь и можно уберечься от тех опасностей, которые подстерегают их в городе. И на самом деле, это единственное место на земле, где ещё можно спастись.*
Вдоволь нахохотавшись, О’Димон неожиданно вновь впал в уныние:
- Ну и где его черти носят? Который час, брат?
Взглянув на часы, Димон-А выдохнул:
- Самый полдень.
- Ни черта себе! – возмутился О’Димон. - Пять минут прошло, а такое впечатление, будто целый час.
Он огляделся вокруг, но вокруг не было ни души: ни выше по дороге, ни ниже.
Неожиданно на щёку ему упало сверху что-то липкое. Сморщив нос, О’Димон брезгливо вытерся и запрокинул голову вверх: прямо над ним на высокой ветке голого, до сих пор ещё не покрытого зеленью дуба вниз головой висело что-то похожее на летучую мышь.
- Срань господня! – вырвалось у Димона-А, также поднявшего глаза кверху.
Взмахнув тёмными крыльями, летучая мышь в тот же миг слетела с ветки. Напоминая издали миниатюрного дракона, она по дёрганой траектории облетела вокруг дуба, а затем резко спланировала вниз.
Приближаясь, крылатый ящер с каждой секундой увеличивался в размерах. Он рос прямо на глазах, превращаясь в иное, очень похожее на человека существо, только с перепончатыми крыльями.
При этом ужасная морда дракона у него мгновенно сменилась на симпатичное лицо с кудрявыми волосами, чем-то напоминавшее лицо архангела, который распростёр свои чёрные с позолотой крылья над Майданом.