Выбрать главу

– А у тебя план?

– Ну.

– Говори.

Заяц почти прижался щекой к бороде Егорыча.

– Завтра выходной. Прилетят какие-то столичные артисты.

– Ничем они не помогут, – вздохнул багермейстер. – А если станешь им правду рассказывать, что тут да как, их кокнут вместе с тобой, и концы в Ахерон.

– Я раньше убегу. До концерта. Егорыч, в душевой ниша есть, закрытая фанерой. В ней – чекушка, видно, чья-то нычка. Я в нишу помещаюсь.

– Не понял…

– Егорыч, когда нас поведут на концерт, подними у выхода шум. Скажи, пацан сбежал, скажи, только что рванул за угол, туда, где автопарк. И непременно с конвоирами иди, покажи, куда я побежал.

– А дальше?

– Вот сверток, спрячь. В нем пальцы.

– Пальцы?

– Человеческие, я нашел в грязи. Высыпь их незаметно на траву и покажи конвою. Мол, все, что от пацана осталось.

– А ты, значит, в душевой?

– Да. У конвоя – концерт, они не станут шум поднимать. Как все уйдут, я из завода выберусь, и в лес.

– А пальцы чужие зачем? Ты свои оставишь. Там же твари!

– Я сбегу, Егорыч. Прорвусь и позову на помощь. Вниз по течению есть поселок, а на горе – мужики, которые ЛЭП ставят. – Заяц схватил багермейстера за плечо и прошептал ему в ухо, леденея от страха: – Я прорвусь, только ты в меня верь. Сильно верь, хорошо?

Глава 9

– Я лысею, – сказал Кеша.

– Не выдумывай.

– Вот же. – Он склонился к зеркалу.

– Ты не лысеешь, милый.

– Точно? Посмотри. Дай я отдерну штору.

Кеша потянул за ткань. Снаружи к окну прижимался папа Агнии Кукушкиной.

– Чем это воняет? – спросил он.

Галя резко проснулась, морщась от шума. Глянула в иллюминатор, на зеленое, желтое, синее покрывало тайги.

«Надо же. Уснула под грохот пропеллера. И гад приснился. Оба гада».

Бывший муж не доработал. Мог бы состряпать все так, чтоб к пункту назначения Галя шла пешком, но из Якутска ее забрал большой грузовой вертолет. В вертолет набились местные музыканты. Балалаечники, гармонисты расселись по ящикам с подарками для гидромеханизаторов. Везли сгущенное молоко, сахар, лимоны, папиросы, печенье, леща в томате.

– Докатилась.

– Что вы говорите, Галина Юрьевна? – Администратор, москвич, подпрыгивал на чемодане с Галиными вещами. Весь круглый – живот, глаза, лысая головенка. Фамилия подходящая: Бубликов.

– Говорю, красота.

– О! Первостепенная красота!

Провинциальные музыканты откровенно таращились на столичную звезду, пихали друг друга локтями, подмигивали. Галя отвернулась к иллюминатору. Внизу петлял Ахерон. Темный, темнее утеса, тянущегося по левую сторону. Сопки, гольцы, гранит, искры слюды. Красиво? Да. Но красота эта суровая, мрачная… опасная. Даже сейчас, когда солнце палит и на небе барашки облачков. А ночью?

– Завтра во сколько? – спросила Галя Бубликова.

– Что?

– Во сколько завтра в Якутск?

– В семь!

– Хорошо.

Вертолет пошел на посадку. Завис над плоской вершиной серой, с каменными осыпями, горки и мягко приземлился.

Визитеров ждали. Трест «Гидромеханизация» прислал две машины: «москвича» и грузовик АМО с военными. Солдаты, не удостоив Галю взглядом, принялись перетаскивать ящики.

«Теряю популярность», – подумала Галя с иронией и сделала книксен перед худощавым, нет, болезненно-тощим офицером лет шестидесяти.

– Галина Печорская.

– Капитан Енин. Добро пожаловать. – Он взял чемодан и жестом пригласил москвичей в соответствующий автомобиль. Галя устроилась впереди, Бубликов – на заднем сиденье. Музыкантов засунули с солдатами и сгущенкой в кузов грузовика. Енин сел за руль «москвича», и они поехали вниз по склону. Вертолет оторвался от холма.

Администратор тараторил, расспрашивая об организации мероприятия, капитан отвечал односложно, и вскоре все замолчали. Капитан этот, Енин, выглядел больным, как человек после сильного отравления или операции. Посиневшие подглазья, желтоватая, в подростковых угрях кожа. И пахло от него резко – дустом.

Галя сосредоточилась на природе. Она считала, что Яма – это корабельные сосны, но вокруг зеленел лиственный лес. Деревья, выросшие под гнетом сокрушительных ветров и яростных морозов. Кривые, неуклюжие, с расплющенными кронами. Сиротливые березки. Отмели и протоки Ахерона.

«Такова судьба», – крутились в голове научения бабули. Если бы Галя и хотела что-то изъять из своей жизни, то не эту ухабистую дорогу. Она бы избавилась от снов, в которых бывший муж представал славным парнем. Любовь прошла, но сердце кровоточило.

Кеша изменял ей в их собственной квартире. В их постели, а она была дома! Измотанная съемками – и переборщившая с шампанским, – уснула на кушетке в гостиной, проснулась от скрипов и хихиканья. Пока добралась до спальни, Кеша с ее подружкой, Мосфильмовской гримершей, привели себя в порядок. Они были одеты и убедительны, и со дня свадьбы прошло всего два месяца, ну не могло это быть правдой. Почудилось. «Дура, Галка? Иннокентий картины показывал, а ты что подумала?»