— Ну, что ж, поиграем в чуханки! — Сказал он, осторожно повернул барашек, не сводя глаз с ближайших клубней, и приложил пальцы к холодному стеклу.
СТРАННО, НО В МАШИНЕ ЖАРА, А СТЁКЛА ХОЛОДНЫЕ!
Сердце бешено заколотилось. Антон держал пальцы на барашке, чтобы при первой же опасности захлопнуть форточку.
ВСЕ-ТАКИ С МОИМ ОТГРЫЗЕННЫМ НОСОМ НА ГРАЖДАНКЕ ТРУДНО БУДЕТ СНЯТЬ КЛЁВУЮ ТЁЛКУ, И ОНИ БУДУТ МЕНЯ ПУГАТЬСЯ В ПОСТЕЛИ. ХА-ХА-ХА!
Картошка не подавала признаков жизни.
Антон, стараясь не шуметь, глубоко вдохнул наружный воздух. Пряный аромат кедровой хвои, дурман багульника, терпкость можжевеловых кустов, маслянистость зеленых шишек, и перенасыщенный кислородом воздух водопадом обрушились в легкие и ударили в мозг дозой какого-то неземного наркотика. Антон застонал, запоздало спохватился и захлопнул форточку. Она громко стукнула.
ЧЁРТ!!!!!
Он взял себя в руки, пинком отогнав панику, и огляделся. Нет, клубни по-прежнему лежали неподвижно. НЕ УСЛЫШАЛИ! ОБМАНУЛИ ДУРАКА НА ЧЕТЫРЕ КУЛАКА! ГЛУХИЕ, ЧТО ЛИ?!
ГЛУХИЕ!
ГЛУХИЕ! СТОП!!! ТОЧНО, ОНИ ЖЕ АБСОЛЮТНО ГЛУХИЕ! У НИХ СТОЛЬКО ГЛАЗ, ЩУПАЛЕЦ, НО НИ ОДНОГО УХА! ЗНАЧИТ. ОНИ МОГУТ ТОЛЬКО ВИДЕТЬ! ОНИ РЕАГИРУЮТ ТОЛЬКО НА ДВИЖЕНИЕ! ГЛУХИЕ ТЕТЕРИ!!!
Теперь он мог более смело открыть форточку и наслаждаться свежим летним воздухом. Но так было только до вечера, пока стояла жара и твари прятались в тени. Но едва солнце коснулось горизонта, и дунул свежий ветерок, как клубни тут же открыли глаза, распустили щупальца и поползли к машине.
— Суки! — Констатировал Антон.
Он захлопнул форточку и повернул барашек. В машине была вонь, стояла одурь тухлого мяса. Тошнота стала давить горло. Желудок задёргался, готовый выпрыгнуть наружу. Плюс ко всему пузырь опять был полным и хотел опорожниться. А от прошлого сливания на днище салона все еще блестели лужи, не успевшие испариться за день. Гибельное зловоние немного развеивал все тот же ветерок, проникающий в щели. Антон перебрался на заднее сиденье и лег, спасаясь от смрада. Он лежал так некоторое время, дыша часто и неглубоко, сплевывая вниз и пытаясь бороться с тошнотой. Вскоре он уже не мог стерпеть, расстегнул штаны и отлил прямо тут же. Кисло-соленая вонь ударила в ноздри. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Желудок резко сократился и выхаркнул содержимое.
ГОСПОДИ, Я НЕ ДОЖИВУ ДО ЗАВТРА!
Его полоскало долго. И даже когда уже нечего было выводить наружу, спазмы продолжали рвать желудок, и боль резью отдавалась в мозгу. Вся кошмарная палитра запахов переполненного отравой гроба на колесах въедалась в человека, его внутренности, отравляя кровь. Перед глазами плыло, голова не соображала, и глаза застилало какой-то пеленой. Казалось, что Смерть сидит рядом и не торопясь шлифует лезвие своей и без того бритвенно-острой косы, готовясь скосить ей еще одну травинку.
ВСЁ. Я ПОДЫХАЮ!.. МАМА!
Где-то его тоже, как и всех парней из их батальона дожидалась мать. Возможно, она сейчас пекла его любимые пирожки с малиной или писала ему письмо, а кот Шкет тихо тырил с кухни кусок мяса. Антон улыбнулся, вспомнив родной дом.
МАМА, Я ЕЩЕ ХОЧУ УВИДЕТЬ ТЕБЯ…
НЕ НОЙ, ДЕРЖИСЬ!
БОЛЬШЕ НЕ МОГУ…
Сознание пыталось вырваться из рыхлой, ватной трясины и вытолкать человека. Смерть склонилась над ним, её костлявая рука сжала черенок отточенной косы.
Какой-то звук, кроме собственных вэканий из пустого, рвущегося на части желудка, потревожил Антона. Не то гул, не то рокот. Он с трудом подтянул к себе отяжелевшие руки, уперся ими в сиденье и оторвался от него с криком, сев вертикально, конечно, его окружали светящиеся глаза тварей. Но еще какой-то свет высвечивал трафареты клубней на стекле. Антон встряхнул головой, пытаясь прийти в сознание.
Я УЖЕ В РАЮ?.. ЭТО ТОТ СВЕТ, КОТОРЫЙ ВИДЯТ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ?.. Я УЖЕ В РАЮ?
А В РАЮ ВОНЯЕТ ТУХЛЯТИНОЙ И БЛЕВОТИНОЙ?
Антон припал к боковому стеклу и, не обращая внимания на щелканья челюстей в пяти миллиметрах от его глаз, стал вглядываться в стволы деревьев, окружающих склады.
МАТЬ ТВОЮ, ЭТО ЖЕ ФАРЫ!
В ночной тьме был виден свет фар, режущих ночь, и корпуса каких-то больших машин, лязгающих гусеницами. Картошка угрожающе защелкала челюстями и заверещала.
— Эй, там! — Хотел крикнуть Антон, но из горла вырвалось лишь шипение.
Даже руки не отрывались от колен, будто на них висели свинцовые оковы.