– В каком формате я должна это опровергнуть? – ответила официально я.
– В каком хочешь, лишь бы было опровержение.
Я кивнула. Я собиралась уходить с Башни, всё равно она больше никому не нужна. Мне уже не было дело до того, позорно это или нет. Когда кто-то переламывает твои пальцы, навряд ли тебя интересует тема маленького человека в творчестве Гоголя. Умирающий от голода не сможет оценить красоту пейзажей Левитана. Какой придурок будет думать о душе, когда горит жопа.
– Фрида, ты одно объясни, кто тебе заплатил? – спросила многозначительно Ботана.
Я в сердцах откинула бумажку, на которой писала опровержение.
– Не ломай комедию, ты знаешь, что это правда. У Гидры больше нет денег. Озеро пусто.
– Но говорили, что американцы… что им нужно уронить нашу страну.
– Какие на фиг американцы? Озеро пусто.
Щупальце подползло ближе ко мне. Ботана ещё сомневалась. Я достала фотографии.
– Ботана, ты же знаешь основные признаки монтажа. Ты его видишь?
Ботана покачала головой.
– А вот закон о закрытии месторождение «Чёрное озеро» в связи с его опустошением. Это ваш закон. Вы всегда такие издаёте.
Ботана ещё раз кивнула.
– Чё там писать в хреновом опровержении? – раздражённо спросила я.
– Кто-то пустил слух, что озеро будет полным ещё сто двадцать лет.
– Оно уже пусто.
– Нас дезинформировали.
– Это и дураку понятно.
– Подожди, если я не доведу до сведения руководства реальную ситуацию, меня снимут с должности, а в связи с законом… не помню, с каким, и посадить могут. Я срочно должна.
О господи, спасибо тебе за дебилов! Во мне, конечно, шевельнулось, что надо де предупредить Ботану не соваться. Но если она сейчас начнёт кипишить, в этой твари начнутся ссоры, и она рухнет. Если хотите, это даже не мне надо. Это надо каждому, той же Ботане. Да ей, конечно, тумаков навставляют. Ну а что делать?
Прямо перед смотровым экраном стало болтаться щупальце. Оно извивалось, как будто в судороге. Ботана трясла в воздухе моими фотографиями и кричала:
– Чёрного озера больше нет! Надо что-то делать! Это катастрофа!
Со всех сторон щупальца на неё шикали. Но она не умолкала. Она повторяла. Наверное, до конца жизни у меня в висках будет биться: «Это катастрофа» её противным гнусавым голосом. Потому что через мгновение щупальце с размаху ударилось в экран. В какую-то секунду я успела заметить, как растекаются по стеклу её мозги. Потом экран разбился. Те, кто окружал её, взяли ложки и стали выгребать ещё тёплую плоть из черепа. Я хотела крикнуть: «Что вы делаете?» Я хотела просто открыть рот и орать-орать. Но изначально у меня вышло только: «Блин». Когда они съели всю голову, они сжали тело Ботаны, и я услышала хруст. Самый страшный хруст в мире. Всё. Ботаны больше нет. Её нет, хотя должно было не стать меня. Я её подставила.
Они продолжали есть, вытаскивая осколки разбившегося сосуда. Гидра стала есть сама себя, потому что есть больше было нечего.
В ужасе я ждала, что это страшное, жадное щупальце обовьётся вокруг меня. Я приготовилась говорить, что готовила опровержение, но ничего не вышло. Я знала – куда я сейчас ни побегу, меня достанут из самого потаённого угла. Поэтому я просто стояла в оцепенении, широко раскрыв рот и глаза. Так страшно мне не было никогда в жизни. Гидра хочет есть. Мне нечего ей противопоставить. Она может обосновать, за что я должна быть съедена. Нет ничего, что может её остановить.
Каждая моя клеточка вжалась в меня. Люди, которые были в щупальце, переглянулись, посмотрели друг на друга. У них щёки и руки были в крови. В человеческой крови. Их глаза округлились, пальцы затряслись. В тот момент, когда их охватило коллективное безумие, они не понимали, что делают. Поняли лишь сейчас. А ещё поняли, что теперь вот так от одной лишь жажды и голода Гидры может быть съеден любой. В том числе, кто-то из них. Щупальце обмякло и упало.
Я только сейчас увидела, что Башня разрушена. Экран разбился вдребезги, из пульта повылетали кнопочки. Башня рухнула. Её тоже больше нет.
20.
Я должна была думать, куда мне и что со мной будет. Но я не думала ни о чём. В моей голове роем толпились мысли. То заходили, то улетали. В моей голове не осталось ничего, кроме шума. Шума собственных мыслей. По привычке я наступила на ступеньку. Но лестница была прямая, и я полетела вниз. Очнулась я за дверьми Башни. Сначала подняла голову, потом спину.
– Больно? – спросил знакомый голос с сочувствием.
Я покачала головой и откинулась на дверь, теперь запертую навсегда и для всех. Это был Амо. Он торчал из длинного страшного щупальца, в котором люди переплелись как материал. В котором людей больше не осталось. Амо теперь тоже материал, а я продолжаю ходить с ним по облакам и надеяться, что Гидра когда-нибудь сдохнет. А я продолжаю рассказывать ему о книжке, в которой тролли строили замок. Теперь я бы отдала всё, чтобы быть тем лешим, который им мешал или хотя бы каким-нибудь троллем. Я бы отдала всё, чтобы попасть в ад, потому что страшнее этой мясорубки больше ничего не может быть. Откуда-то во мне взялись силы, и я побежала к Амо. Я вцепилась в его руку и заорала, как ненормальная: