Я заметила, что в Гидре довольно многие доставали ложки и потребляли своих соседей, выковыривая глаза, сплёвывая на крыши домов, зубы.
У Веры, моей одногрупницы, девчонки хоть и противной, но всё же нормальной, снесло часть головы, включая глаза. Вера громко орала во всё горло: «Пока мы вместе, мы сила!» «Долой коррупцию и наркоманию!» «Влад спасёт Россию!»
Передо мной легло огромное щупальце. Я увидела Ладу. Её глаза были полны страха. Пренебрежение, жалость и ответный страх вспыхнули во мне одновременно.
– Вытащи меня, – крикнула Лада.
– Я не могу. Гидра меня размажет, – ответила я.
– Вытащи. Пожалуйста, вытащи!
Я не заставляла её идти в Гидру. Я тоже человек и боюсь, чтоб меня хрясь, и не стало. Я люблю Ладу, но себя люблю больше. Да и вообще. Она кинула на меня Башню, и я её не сохранила. Пусть выпутывается сама.
– Я боюсь, я не могу…
Тогда Лада стала, что есть сил, биться в этом пластилиново-глинянном чудовище. Она была прилеплена только левым боком, поэтому пара конвульсий и удалось оторвать всё, кроме руки.
– Ты с ума сходишь, она тебя съест, – закричала Вита, которая находилась чуть поодаль.
Я подбежала к ней.
– Вита, ты тоже выходи. Её надо разрушить, – крикнула я.
– Её нельзя разрушить! Я жду двойню. Я не сумасшедшая!
– Вита, Владивостока почти не осталось. Ещё месяц, и мы все сдохнем из-за вас! Вы, суки, все в Гидре, поэтому она творит, что хочет!
– А ты не в Гидре чисто случайно. Поэтому заткнись. Я не собираюсь выходить.
– Фрида, помоги мне, я хочу выйти, – ещё раз закричала Лада.
– Да не могу я Вам помочь, отстаньте от меня!
На площади собралось много народу. Все поддерживали Ладу и требовали, чтобы её примеру следовали остальные. Но никто – ни один не протянул ей руку. Все боялись. Помочь Ладе означало подписать себе приговор. Тогда Лада перегрызла свою руку и, наконец, высвободилась. Вся в слезах она очутилась на асфальте. На глазах почти у всего города. Она держалась за правое плечо и стонала. Кровь хлестала ручьём. К ней, по-прежнему, никто не подходил.
Тогда Лада нашла в себе силы, встала и шатающейся походкой побрела к сцене. Забралась на неё и закричала:
– Я вышла из этого говна! Потому что в ней одна неправда! И вступила, только потому, что на меня пытались завести уголовное дело!
Все хлопали. Все, не только те, кто собрался на площади, но и те, кто остались там. Голова Гидры повернулась в её сторону:
– Это социальная шизофрения. Вы представляете угрозу для общества. И должны быть немедленно казнены, – закричала пасть, состоящая из сотен тел, когда-то называвшихся людьми.
– Нет такой болезни социальная шизофрения, – отпарировала Лада.
Но поздно. Гидра уже сжала щупальце, подняла его до небес и со всей силы опустила на Ладу. Когда она убрала щупальце, мы увидели, что Лады нет, как будто и не было. С ней произошло то же, что произошло бы с мухой, по которой проехал трактор. Её размазало в такой мелкий порошок, что не осталось даже останков. Гидра громогласно рассмеялась. Я почувствовала, как волна ненависти и гнева всколыхнулась в каждом сердце. Эта волна выжгла воздух, заставила светиться глаза, раскалила площадь, но никто… Ни из нас, ни из них, не проронил ни слова.
«Почему я не протянула ей руку?» – вдруг больно шевельнулось где-то в области сердца. «Я должна была взять её за руку, и мы бы убежали. Если бы я помогла ей, она бы не умерла». Холод побежал по позвоночнику. Лада, такая добрая, такая смелая… Она вела меня в Башню под руку. Она умела то, что в этом городе не может никто. Она научила меня работать. Она умерла в таких страшных муках! Она одна с оторванной рукой стояла напротив твари, которая величиною с тысячу небоскрёбов. В последнюю свою минуту она видела, что надеяться не на кого, что она обречена. В последний миг своей жизни она видела огромный кулак, который впечатывает её в землю. Боже, как же ей было страшно! Как я смела не подать ей руки?
– Фрида, – услышала я за спиной. Обернулась. Это был Колотун.
– Ты Амо ждёшь? Его не будет.
– Он обещал.
– Он сказал, что тебя самой не будет.
– Я здесь.
– Я вижу.
Меня всегда бесило в нём то, что он может вот так вилять и съезжать с темы, когда надо говорить в лоб.
– Колотун, что с Амо? Почему он не пришёл?
– А он мог прийти? Разве от него это зависит?