Такими сохранились дореволюционные нефтяные промыслы в памяти Максима Горького. И тем резче выступили перед ним происшедшие перемены. Художника поразило не только то, что появилось много механизмов, что «железо, камень и бетон вытеснили деревянные вышки», что нефть уже не бьет толстыми черными столбами в масляное небо, не падает черным дождем на землю. Она схвачена, заключена в трубы, — человек над нею спокойно властвует. Но главное было в ином: «нигде нет этой нервной, бешеной суеты, которую я ожидал увидеть, — писал М. Горький, — нет пропитанных нефтью людей, замученных и крикливых, нет скоплений железного лома. Создается впечатление строительства монументального, спокойной и уверенной работы надолго…»
Наблюдая жизнь советской страны в эти переломные годы, и Максим Горький, и Мариэтта Шагинян — столь разные художники и творчески и по жизненному опыту — оба приходят к одинаковым выводам: капиталистическая система хозяйствования — это уже вчерашний день, далекое прошлое. Мариэтта Шагинян видит в ней такой же анахронизм, как жизнь, быт, труд людей из пещерных селений, из древних деревушек, гнездящихся в глухих ущельях.
Размышляя над острейшими политическими спорами, возникшими в связи с проблемой индустриализации страны, М. Шагинян пишет в своих дневниках, летом 1926 года: «Часть партийцев… отрицает социалистические пути у нас… но по существу ЦК прав, и всякий раз, как я соприкасаюсь с нашей промышленностью и производством, я вижу, насколько оно отличается от капиталистического». Шагинян говорит о тех чертах нового, что определяют принципиально иную, совершенную организацию народного хозяйства: «Планирование и централизация — вещь очень реальная и плодотворно новая…»[30]
И если в поездках 1926 года в пестроте жизненных явлений перед писательницей на первый план еще выступали черты старого, уходящего, частнособственнического мира, то в наблюдениях и записях Мариэтты Шагинян и на стройке в Дзорагэс в 1927 году и позднее, в разнообразных, начиная с 1928 года, газетных корреспонденциях явственно отразилось, как наступает и побеждает новое. Так, отправляясь в октябре 1928 года в богатейший угольный район Закавказья, М. Шагинян увлеченно пишет: «Проблема Ткварчели замечательна тем, что… это социалистическая проблема (показательная для социалистического хозяйства) в полном смысле слова»[31]. Развитие района, подъем его рентабельности требовали организации грандиозного комбината Ткварчели — Чиатуры — Дашкесан, то есть комплексного решения: уголь — марганец — железо. Браться за «Ткварчельскую проблему» можно было уже лишь социалистическим плановым методом.
Публицистика этих лет у Мариэтты Шагинян, как и в иные периоды ее творческой деятельности, была тесно связана с активным вмешательством в жизненные процессы, в события, наблюдателем которых она становилась. «Уже не любознательность вообще, но задания партийного органа, связанные с вопросами отпуска кредитов, приводят меня в Зангезур и в Нагорный Карабах»[32], — пишет советская публицистка, вспоминая эти годы.