Как только он произнес эту фразу, все сидевшие за столом взглянули на него, и раздробленное вниманье стянулось.
— Совершил покражу рабочий. Правда, не кадровик, а сезонник, из местных крестьян.
— На половинных началах, — пояснил Степанос.
Но вопросительные очки рыжего остались недоумевающими. Рыжий не знал, что это за штука — «на половинных началах». И тотчас же в каждом из сидящих за столом вспыхнул интерес к вещи, которую нужно было объяснить другому.
— Замечательное явление это «на половинных началах», — сказала судья, блестя раскосыми глазами.
Не так давно она исписала мелкою вязью целую страницу блокнота по этому поводу.
— На половинных началах, — проговорил Степанос, — живут бедняки в Армении, наш Лорийский уезд в этом отношении один из первых. Предположим, у вас есть кусочек земли и нет скота, нет инвентаря. Богатый сосед берет вашу землю, он обрабатывает ее, засевает, жнет и дает вам за землю половину урожая. Это и называется «на половинных началах».
— Обратите вниманье! — вмешалась судья.
Глаза ее блестели, опадая к вискам; она необыкновенно похорошела. Каждый интеллектуальный подъем красил ее так, как других красит чувство. Еще недавно, записывая его в блокнотик, судья наслаждалась оригинальностью вывода:
— Какой изворот происходит в крестьянском хозяйстве! По–нашему, это бедняк, но в сущности… да, в сущности ведь он не бедняк, а рантье, мелкий собственник, получатель дохода! Он землю за проценты взаймы дает!
— Ну, закатили!
— Я вам говорю, мелкий земельный собственник! У него недвижимость, он получает с нее доход, а сам ничего не делает, сам большей частью идет на приработок в город, имеет тридцать — пятьдесят рублей в месяц. Почему я должна считать его бедняком? Почему он не помещик? Нет, погодите, погодите, ваши возражения мне лучше вас известны, я хочу, чтоб вы поняли мою мысль, — он имеет чистый доход с находящейся где–то там недвижимости, ему каждый год аккуратно поступают мешки пшеницы или ячменя, точь–в–точь как помещику… Какая же это крестьянская жизнь?
— Бог знает что за ерунду ты несешь, Арусяк! — недовольно вмешалась Марджана.
Судья была старой ее приятельницей. Свойства капризного ума судьи были известны Марджане. Она знала, что подруга ее очень мало дорожит тем, что можно назвать целью мысли, конечной установкой ее. Но доро́ги мысли, всякие, кидающиеся в глаза, привлекали ее неудержимой потребностью бега, как тысячи тропинок, неизвестно куда ведущих. Ступать на эти дороги, на все, сколько их ни попадется, было сильнейшею страстью Арусяк. Оттого, может быть, тихая и замкнутая Марджана немедленно вывешивала на них аншлаги. Она говорила подруге: ерунда, чушь, фантазия, хотя многое из того, что придумывала Арусяк, не было ни ерундой, ни чушью, ни фантазией.
Степанос следил за спором двух женщин снисходительно. Ни за что не признался бы он в этом самому себе, но они были для него «всего только» женщинами — существами не вполне ответственными за свои рассуждения, которые всерьез принимать не следует: пережиток, еще им в себе не искорененный. Раскладывая по столу большие, плоские сероватые руки, принятые только что от разглаженной бороды, учительским тоном намеревался Степанос дорисовать им картину бедняцкого хозяйства.
Но тут опять вмешался Агабек, совершенно игнорируя женщин и Степаноса. Зеленые глаза его смотрели на рыжего:
— Так вот, приехала судья из Чигдыма, и нам требуется провести в один вечер суд, митинг и концерт. Об этом тут и было говорено, когда вы пришли. Товарищам трудно приходится, а я полагаю, соединить это можно. Но вопрос в том, как соединить?
— Я не могу суд делать зрелищем и отодвигать его в концертное отделение! — тотчас же подала реплику судья.
— Тебе не следовало звать меня и выдумывать мой доклад, — тихо сказала Марджана, — прекрасно можно было обойтись без него.
— Одним словом, каждый другому помеха, — резюмировал Степанос, — кроме того, неудобно как–то: на что именно звать рабочих? Больше трех часов они сидеть не станут, и то от силы. На концертное же отделение каждый пойдет, но и тут у меня заминка. До вашего прихода я говорил товарищам, что необходимо убрать нашего конферансье.
— А кто у вас конферансье?
— Володя–конторщик, — сказал Косаренко, — есть такой, с шевелюрой. — Он сделал волнообразный жест пальцами со лба к носу, и рыжий тотчас вспомнил унылого «мериноса» в конторе.
— Тип этот неподходящ. Попробуйте заместо его, сможете?