Река под землей присмирела, словно пещера задавила ее тишиной. Катамаран больше не крутило, как белье в стиральной машине. Река спокойно несла его вперед, устав от бессмысленной борьбы. Судорожно вцепившись в весло, Инга гребла наугад, механически. Слева тяжело дышал Герман.
- Живая? - спросил он.
Она промычала что-то. Оглушенная падением, Инга не могла ни говорить, ни плакать. Даже думать толком не могла. В голове навязчиво, как испорченная пластинка, крутились некстати всплывшие в памяти строки: "Я в лодке Харона, с гребцом безучастным. Как олово, густы тяжелые воды" .
Самым главным казалось не уронить весло в жуткую чернильную реку.
"Туманная сырость над Стиксом безгласным. Из темного камня небесные своды".
Я в лодке Харона... в лодке Харона... Харона... Харона...
Это продолжалось целую вечность, пока слева не вспыхнул спасительный фонарь. Герман, ругаясь сквозь зубы, крутил головой и пытался разобраться, куда их занесло.
Луч налобника выхватил из темноты беловато-розовые струны натёков, волнами сбегающие со свода к основанию. Кажется, ещё секунда, они дрогнут, зазвучат, и по залам разольется чарующая музыка подземного органа. Золотисто-зелёными искрами вспыхнули стены и свод, словно кто-то зажег для них новогоднюю гирлянду. Пещера ожила и задышала в такт с людьми. Свет фонаря рассыпался на воде тысячей золотых бликов. Разглядеть эту красоту, вобрать ее в себя, не хватало ни глаз, ни воображения.
- Ребята! Это вы? - разделся сзади отчаянный вопль. Инга оглянулась, с удивлением вспомнив, что она тут не одна. В узкой полоске света, вырванной из темноты налобником, отчаянно размахивал веслом Левушка:
- Вайс! Ингушка! Эй! Здесь! Мы живые!
Она помахала ему. Левушка то ли рассмеялся, то ли зарыдал в ответ.
- Еще бы громче орал, - хмуро проворчал Герман. - Ладно, хотя бы нашлись. Инга, не зевай. Работай веслом. Держись за дядю Германа, и все будет тип-топ!
Она испытала острый приступ благодарности. Есть такие люди, который считают, что мир вращается вокруг них, причем только после отданной команды. Герман был из этой породы, из тех, кому проще отдаться, чем объяснить почему "нет". Самоуверенный, по-мужски красивый. Этакая смесь будьдозера с котом Базилио. В отличие от некоторых ее подруг, той же Гельки, Инге подобные ярковыраженные самцы никогда не нравились. Но сейчас квадратная челюсть с ямочкой и свирепо сведенные к переносице брови внушали уверенность.
Такое ощущение бывает во сне: вроде и страшно, но знаешь, что на самом деле ничего ужасного случиться не может, потому что рядом человек, который знает, что нужно делать. Здесь не имели значения ни ее внешность и связи, ни Санькины финансовые возможности, ни творческие амбиции Левушки, ни энциклопедические знания Семы. Все уперлось в личные качества того, кто работал веслом слева от нее. От него одного сейчас зависела Ингина жизнь и благополучие.
И вовсе не похож на Харона, подумала она. Очень даже участливый. С самого начала обо всех заботился, и старался сделать так, чтобы им было хорошо. Оттого и попросил своего приятеля пересесть на каяк, а сам занял место рядом с ней. Как хорошо, что Горец, а не Герман проходил каскад на каяке и...
Инга помотала головой. Нет, нельзя так думать. И вообще, нужно думать о позитивном, чтобы изменить реальность, так как тебе нужно. Никакой это не Стикс. И все идет по плану. Мы с самого начала собирались искать пещеру. Герман привел нас сюда, Герман нас отсюда выведет. Да, именно так!
А может... Может то, что нас сюда занесло и есть знак, о котором я просила? Папа-
папа, скажи, что это так.
Тихий плеск был ей ответом.
Впервые с того момента, как оранжевая скорлупка каяка растворилась в
белой пене, спазм, скрутивший внутренности тугим узлом, немного отпустил. Инга выдохнула, сжала зубы и навалилась на весло, стремясь попасть в такт с Германом. Раз-два, раз-два. Плевать, что руки и плечи налились свинцовой тяжестью. Плевать, что давно не чувствуются колени. Раз-два, раз-два.
Когда она окончательно выбилась из сил, Герман ткнул веслом прямо перед собой.
- Встаем на чалку здесь. Отдохнем и будем решать, куда двигаться дальше.
Уткнувшись в небольшой треугольник пологого берега, река раздваивалась, убегая в темноту.
Холодно. Стоит перестать двигаться, сухой прохладный воздух пробирается под одежду. Девять градусов по Цельсию -- не то что бы мало, но щеки стягивает холодной маской. Инга потерла ладони друг о друга, сунула под мышки, чтобы хоть как-то согреться.
Пещера была большой, но видно лишь то, что пападает в круг света от налобного фонарика, остальное скрывается во мраке. Подземный мир, чужой, одномерный, навязывал людям свои правила. Вверх-вниз, вперед-назад; можешь идти, можешь стоять. Вариантов не много.
Инга села на камень. Рядом, свернувшись в клубок, лежал на спальнике Левушка.
Как только Подольский почувствовал под ногами твердую землю, с ним случился нервный срыв. Он набросился на Германа с кулаками, колотил его по груди, возбужденно выкрикивая нечто нечленораздельное. Семен успел вовремя оттащить бойфренда, спася от неминуемого хука правой. Левушка забился в его руках, зарыдал. Потом обмяк, повалился в песок и перестал реагировать на окружающих.
- Все, сломался ковшик, - констатировал Герман.
Зрелище было ужасное. Левушка -- жалкий, похожий на мокрую мышь, -- глядел остановившимися глазами куда-то в темноту. Волосы слиплись сосульками. Руки у него тряслись, а губами беззвучно шевелились.
- Ты меня слышишь, Лео? - Семен тормошил друга, как тряпичную куклу, и сам был близок к истерике. Высокий лоб покрылся каплями пота, несмотря на холод.
- Бесполезно. Клаустрофобка, тут уговорами не поможешь, - Герман достал фляжку и, разжав фотографу зубы, влил немного спирта в рот.
Левушка жалобно застонал, но спирт проглотил.
Семен заботливо упаковал приятеля в спальник и длинно прерывисто вздохнул.
- Будем надеяться, что проспится этот... твой и придет в себя, а то... - Герман осекся, а затем сказал излишне бодро. - Ну что, силы еще остались?
- В каком смысле? - удивился Семен.
- Надо осмотреться. Решить, что дальше. Пойдешь со мной.
- А... Левушка как же?
- Инга присмотрит. Да? - Герман перевел взгляд на нее. Инга судорожно кивнула, чувствуя, как пересохло во рту.
- Вот и отлично. Значит, остаешься за старшую. С этого глаз не спускай, чтобы не отчебучил чего. Отсюда не шагу. Все понятно? Минут через пять выходим.
Изнутри поднимался черный как вода страх. Сейчас они уйдут. Растворятся в темноте. Она больше никогда их не увидит. Ее бросят. Они с Левушкой останутся одни в каменном мешке. Двум здоровым мужикам проще выбраться. Зачем тащить за собой женщину и хилого нетрадиционала...
Инга бросилась следом, схватила за рукав, прижалась всем телом к широкой спине. Слова накатывали изнутри, пузырясь на губах:
- Герман, возьми меня вместо Семы. Ну, пожалуйста! Не оставляй меня здесь. Я буду делать все, как ты скажешь. Я совсем не устала. Я заплачу, сколько нужно. Мы можем договориться. Вытащи меня отсюда, слышишь, Герман? Не бросай меня, пожалуйста. Я не хочу... Я не хочу умирать здесь.
Кровь стучала в висках и обжигала щеки. Инга ненавидела себя за липкий бабский страх, за трясущиеся руки и срывающийся голос. Ненавидела стоящего перед ней самца, свидетеля и виновника ее унижения. В обычной жизни этого бы никогда не случилось, а тут... Форсмажор. Ей нужен союзник, если она хочет выжить.