Во время войны все три фирмы выпускали галеты, пакеты НЗ и высококалорийные продукты для армии и беженцев. В конце войны фабрики «Самсона», «Аполлона» и «Геркулеса» были разрушены, дела их пришли в упадок, но это только ускорило переход на массовое производство. Были построены новые фабрики с новеньким оборудованием. Завертелись автоматические смесители, забурлили котлы, задышали жаром огромные печи. Автоматы стали выбрасывать шестьсот пятьдесят карамелей в минуту, тонну печенья в час, шесть тонн монпансье в сутки. Этот поток закружил нас и помчал неизвестно куда. Бум кончился, но мы не сумели остановиться. Поток несся все дальше, хотя признаки спада уже появились.
Отдел сбыта охватила нервная тряска, отдел производства задыхался от страшного напряжения, отдел рекламы бился в истерике. Мы очутились у запертой двери, ключ от которой был потерян. Наша фирма стала устраивать распродажи карамели, заманивая покупателя премиями. Последние годы кондитерские магазины привлекали детвору не запахом сластей, а духовым ружьем, восьмимиллиметровым кинопроектором, фотокамерой. Или велосипедом. Тропическими рыбками. Замшевым костюмом. Набором для игры в бейсбол. Так гиганты превратились в мелочных торговцев.
Нельзя сказать, чтобы все эти ухищрения были совсем уж бесплодными. От иных был кое-какой прок, от иных — никакого. После каждого нового капиталовложения кривая на графике выделывала замысловатые фигуры. Разъездные агенты то ликовали, то злились и ныли. Случалось, «Самсон» вырывался вперед и оставлял своих конкурентов далеко позади. Но, что там ни говори, распродажи могут повысить спрос лишь на короткое время. Ведь это своего рода наркотик. Как только перестает действовать один раздражитель, нужно вводить другой, еще более сильный. И гиганты боролись не на жизнь, а на смерть, вкладывая в коробки с карамелью все больше и больше билетиков на премию. Сколько было затрачено денег и сил! Сколько подножек подставлено противникам! А сколько радужных снов и мечтаний развеялось в прах! После каждого такого сражения миллионам детишек, деревенских и городских, оставалось сосать собственный палец — премия им не досталась, все надежды обмануты. А из тихих, уютных кабинетов членов правления вновь и вновь доносилась команда: «Продавать, продавать как можно больше!»
Нет, это была уже не реклама, это была какая-то свистопляска, стоившая чудовищных денег.
А между тем не мешало бы нам призадуматься над собственным поведением. Как тут не вспомнить одну аллегорию. У обочины автострады в штате Теннесси стояли во время войны три огромных щита. На первом из них два осла, связанные одной веревкой, рвутся к стогу сена, но приблизиться к нему не могут, так как тянут в разные стороны. На втором — ослы обнаруживают, что им выгоднее соединить усилия, и движутся рядышком, — вот они уже у самого сена. На третьем щите ослы, разделавшись с первым стогом, в полном согласии принимаются за второй.
И все. Никаких пояснений, никаких призывов. Однако смысл этих трех рисунков был ясен каждому — они пропагандировали необходимость совместных усилий во время войны. Сартр — не специалист по рекламе, но, взглянув на эти рисунки, сразу же уловил суть. Вот что он сказал — и был совершенно прав:
— Любой человек, увидевший эти щиты, должен сделать выводы сам. Когда до него доходит смысл рисунков, ему кажется, что именно он открыл эту истину, и вот он уже наполовину убежден.
У американцев гениальная способность улавливать психологию масс. Они считают, что реклама должна воздействовать прежде всего на подсознание. Конечно, в периоды подъема и мы позволяли себе придерживаться такой тактики. Айда наказывал своим художникам и текстовикам рекламировать только приятный вкус карамели. Обращаясь к покупателю, он не настаивал, не просил, не подзадоривал. Он рекламировал не продукцию, а ощущение. Ведь покупатель испытывает глубокое недоверие к рекламе. Он терпеть не может, чтобы его подхлестывали. Поэтому после войны, когда люди еще блуждали среди развалин, мы всячески расписывали утехи, которые несет им наша карамель. Придя в кондитерский магазин, каждая мать наслаждалась тем, что выбирала покупку сама, на свой вкус. И если при этом в сумеречных глубинах ее подсознания проступал контур «Самсона», а не «Аполлона» и не «Геркулеса» — цель наша была достигнута. Так считали мы все, во главе с Айда. Именно в ту пору художники «Самсона» создали свои лучшие плакаты. Нашим стариканам оставалось только поглядывать на кривую — прекрасную, длинную траекторию полета мяча для гольфа; других забот у них не было.