А между тем голос «Аполлона» звучал гораздо серьезней и убедительней. Эта фирма не заманивала ребятню всякими экзотическими штучками — она обещала выплачивать стипендии десяти детям, которым достанутся премии. Все было поставлено очень солидно — «Аполлон» учредил специальный «Фонд поощрения образования» с правами юридического лица. Фонд обязался выплачивать стипендии ежемесячно. Мало того, «Аполлон» заявил, что это не временная кампания и не какая-нибудь там авантюра — фонд будет действовать постоянно, независимо от состояния дел фирмы. Узнав эту новость, Айда только зубами скрипнул:
— Лицемеры!..
«Аполлон» не стал наводнять газеты броскими надписями, восклицательными знаками, улыбающимися лицами, а поместил только пространное заявление, адресованное «Всем мамам». В этом заявлении фирма гордо — и даже как-то обиженно — доказывала, что никого не собирается зазывать на свою распродажу: она уверена в своих силах и помышляет только о том, чтоб распахнуть перед детьми врата счастья.
Маневр удался. Всевозможные женские и религиозные организации, органы просвещения, благотворительные комитеты засыпали редакции газет и журналов восторженными письмами. «Аполлону» все пели дифирамбы. А «Самсона» и «Геркулеса» измолотили так, что места живого не осталось. В их лозунгах: «Вот это да! До чего здорово!» и «Все бегом в кондитерский магазин!» — домохозяйки усмотрели легкомыслие, пошлость и неприличное бодрячество. Тела двух гигантов были сплошь покрыты кровавыми ранами. «Аполлон» все придумал очень хитро — получил поддержку именно там, где надо. Обработал не детей, а взрослых. Ведь дети не пишут писем в газеты. Мы оказались в крайне невыгодном положении.
Однако «Самсон» и «Геркулес», получив в самом начале сражения тяжкие увечья, упорно продолжали борьбу и не обращали внимания на истерические выкрики недругов. Я бросил теоретические выкладки и мотался по городу, выполняя задания отдела рекламы. Шумные июньские улицы пестрели эмблемами фирм. Космический скафандр со страниц газет взлетел в небеса. Над парками и зоологическими садами реяли огромные воздушные шары, с наступлением темноты они начинали светиться изнутри. В центре станционной площади, прямо перед зданием «Самсона» была воздвигнута своеобразная статуя: Айда нанял «сэндвич-мена»[7], велел ему надеть космический скафандр, забраться на пьедестал и принять позу монумента. Пьедестал был настоящий, каменный. У входов на выставку космонавтики посетителей приветствовали путешественники в будущее. По стенам зданий бежали мерцающие дорожки электрореклам. По радио звучал ликующий голос Кёко. У кондитерских магазинов дежурили машины с образчиками премий. По воскресеньям вертолеты сбрасывали листовки — Кёко смеялась, сверкая в лучах солнца; смеялась, падая наземь, прохожим под ноги; смеялась, покрываясь грязью и пылью. У нее тотчас же объявился конкурент: «Геркулес» заманил к себе чемпиона по реслингу. Их скудоумие было воистину поразительно — они додумались обрядить его под древнегреческого героя, который красуется на их торговой марке с зазывной надписью «Питательно, вкусно, здорово». Борец выходил на эстраду летнего театра в кожаных сандалиях и трусиках из леопардовой шкуры. На ладони у него вертелась крошечная обезьянка. Чтобы почаще срывать аплодисменты, он спускался с эстрады и прохаживался между рядами, оделяя маленьких зрителей коробками карамели. С головы до ног натертый оливковым маслом, он был могуч и сверкал, словно бронзовая статуя. При каждом движении под кожей у него играли мускулы. Мне он показался воплощением бессмысленной грубой силы. Несмотря на учтивые жесты и широкую улыбку, в нем было что-то низменное и дикое. Его гипертрофированное здоровье отталкивало не меньше, чем уродство. В ярких лучах солнца он выглядел печально и жалко — выставленный на продажу раб.