Служитель подобрал задушенных крыс, рассовал их по другим клеткам. Острые зубы голодных зверей мгновенно впились в них и разорвали в клочья.
— А ласка почему не жрет? — удивился шеф.
— Должно быть, слышит наши голоса и боится, — ответил Сюнскэ. Они опять отошли от клетки. За спиной сразу же раздался хруст костей. Остановились — хруст тотчас же прекратился. Так повторялось несколько раз. Наивная хитрость ласки вызвала у Сюнскэ улыбку. «Интересно, надолго ли у нее хватит терпенья…» — хотел было сказать он, но, обернувшись к шефу, передумал. Тот скреб мизинцем покрытую редеющими волосами голову, а потом сосредоточенно вычищал перхоть из-под длинного ногтя. Со временем ласка, как и другие звери, перепачкается в помете и, заслышав шаги служителя, тотчас станет умильно тереться о сетку.
Они вышли из вивария, и Сюнскэ вновь ощутил привычную тоску.
Канцелярия уже опустела, — была суббота, и после полудня все разошлись по домам. На столах громоздились вороха сводок, поступивших сегодня из трех подведомственных префектур. Здесь были сообщения двухдневной, даже трехдневной давности, запоздавшие из-за снегопадов. Пути заносило, и поезда не шли. Но пока ничего тревожного в сводках не было — все те же привычные сведения, записанные участковыми инспекторами со слов лесничих и углежогов.
Просмотрев подшивку, Сюнскэ галочкой отметил на карте несколько деревень и подал заведующему раскрытую папку с бумагами. Тот, не глядя, подписал. Обычная история. Сюнскэ хотел было вернуться к своему столу, но заведующий остановил его. У шефа был больной желудок, и изо рта у него дурно пахло. Особенно после кутежей в ресторанах, которые устраивали обхаживавшие его дельцы. Тогда уж от него разило, как из сточной канавы. Казалось, это зловоние исходит не только изо рта, но и от лица, шеи, рук. При виде его набрякших глаз с мутно-желтыми белками Сюнскэ всякий раз казалось, что шеф гниет заживо.
Вытащив из ящика стола толстую папку, шеф бросил ее Сюнскэ.
— Твой проект. Начальник департамента просмотрел, но решения не вынес. В общем, получай обратно.
Он вытащил зубочистку и, ковыряя в зубах, объяснил:
— Оказывается, мой предшественник пробовал провести твой проект на собрании префектуры, но депутаты-лесовладельцы провалили его. А тут уж и начальник департамента бессилен. Как говорится, выше головы не прыгнешь.
Он слизнул с зубочистки остатки пищи и снова стал ковырять в зубах. Сюнскэ невольно отпрянул, его передернуло. Покончив наконец со своим излюбленным занятием, шеф поднял глаза и, кивнув на сводки, спросил:
— Что новенького о крысах?
— Пока ничего…
Шеф нехотя полистал подшивку.
— «По сравнению с данными прошлых лет особых изменений не обнаружено…» Как видишь, прогнозы твои что-то не подтверждаются.
— Но ведь снегу сколько! И вообще зимой трудно заметить передвижение крыс.
Шеф недовольно покачал головой:
— Ты же знаешь, начальника департамента знакомят со сводками ежедневно. И сколько ты ему ни тверди, что надо выжечь заросли низкорослого бамбука, он все равно не согласится, — да и кто же станет жечь бамбук ни с того ни с сего? Нет, на такое наш начальник никогда не пойдет.
Сюнскэ захотелось подразнить шефа:
— Смотрите, еще пожалеем, когда начнется крысиное нашествие, но только уже будет поздно.
И действительно, шеф сразу попался на эту удочку. Откинувшись на спинку вращающегося кресла, он посмотрел на Сюнскэ. В глазах его было нескрываемое презрение.
— Да ты что?! Думаешь, государственное учреждение может действовать наобум? — сказал он наставительным тоном. — Тебе что-то там померещилось, а нам из-за этого лес жечь? Да твой проект — чистейшей воды паникерство, ясно? А впрочем, тебя тоже можно понять…
От этих слов Сюнскэ еще острее ощутил свою беспомощность.
— Начальник департамента говорит, — тут шеф положил руки на Стол и посмотрел на Сюнскэ с преувеличенной серьезностью, — он говорит: конечно, крысы плодятся каждую весну. Ну ясное дело, год на год не приходится — когда их больше, а когда меньше. Так что ты зря паникуешь. А выпустить ласок в горах, пожалуй, стоит. Размножаются они быстро — завезем раз, и никаких забот!
Сюнскэ разглядывал темя шефа. Сквозь редкие волосы просвечивает глянцевитая розовая кожа. Свод черепа кажется толстым, крепким. Под тесным этим сводом мечется в сумраке маленький, юркий и рыжий, как пламя, зверек. И Сюнскэ подумал, что погасить это пламя не в его силах. Спорить тут бесполезно. Да и поздно к тому же. Но надо же что-то предпринять. Хоть ласок выпустить — все-таки лучше, чем ничего. И Сюнскэ на ходу перестроился: