Сюнскэ подхватил брошенную шефом подшивку. Полистал. К каждой сводке был приложен конверт со штампом «срочно!». С минуту шеф о чем-то размышлял, грызя ногти, потом встрепенулся. Лицо его уже не выражало растерянности. Сюнскэ насторожился.
— Послушай, ведь ты постоянно следишь за сводками с участковых станций?
— Да.
— Значит, постоянно?
Сюнскэ помедлил, потом, осторожно подбирая слова, сказал:
— Да, просматриваю все, что ко мне поступает. Но вот эту подшивку вижу в первый раз…
Шеф замахал руками:
— Ты что — обиделся? Решил, что здесь тебя ни во что не ставят? Впрочем, ладно, не в том дело. Сказать по правде, одного я не понимаю…
— Простите, чего?
— Да вот, как это на местах могли не знать, что крыс развелась такая уйма. Вот чего я не понимаю. Ведь до последнего времени в сводках писали: «Особых происшествий нет». А о крысах — ни слова.
Сюнскэ так и остолбенел. Куда это он гнет?
— Нет, ты почитай! — настаивал шеф. — Наглость какая! Будто бы только после того, как растаял снег, обнаружилось, что кора на стволах обглодана начисто. Увидели, мол, и поразились. А как можно было этого раньше не видеть?
Теперь он говорил резко, тон был напористый, наглый. Сюнскэ разгадал его намерения. Ах, вон оно что. Шеф нашел лазейку. Надумал, как выйти сухим из воды. Сам сидел сложа руки, палец о палец не ударил, а сейчас хочет так повернуть дело, будто во всем виноваты нерадивые служащие на местах. Но ведь как бы тщательно они ни обследовали леса, под снегом и правда ничего не увидишь. Только когда снег стаял, показались оголенные стволы — они торчали, как антенны раций, передающих сигналы бедствия. А теперь уже поздно — осматривай не осматривай деревья, все равно ничему не поможешь. Ну, что с ним делать? Прочитать ему лекцию по зоологии, что ли, — растолковать, что к чему? Или поохать с ним вместе, чтоб побыстрей отвязаться? Или воспользоваться случаем и начать к нему подлизываться? Возможностей хоть отбавляй, но ведь каша только заваривается, подумал Сюнскэ. И решил выжидать.
Неизвестно, как истолковал его молчание шеф, но он вдруг перестал громить служащих участковых станций и с озабоченным видом спросил:
— Я тут как-то тебе говорил — надо связаться с владельцами зоомагазинов. Надеюсь, ты все наладил?
— Да, насчет ласок все выяснено. Список торговцев давно составлен.
— Вот за это спасибо! Посмотрим еще немного, как и что, а там начнем действовать.
— Хорошо! А я заодно свяжусь с поставщиками капканов и химикатов. В дальнейшем все это может нам пригодиться.
— Да, да, пожалуйста! Так что давай приступай к составлению сметы.
Шеф успокоился, извлек из-за ворота пиджака зубочистку. Ковырять в зубах — излюбленное его занятие. Поест, и давай копаться во всех своих дуплах, словно охотник, проверяющий расставленные капканы. Ковыряется с упоением, потом поднесет зубочистку к носу, понюхает. Понаблюдав какое-то время за этой увлекательной процедурой, Сюнскэ поднялся со стула. Он смотрел на плешивую, слегка поцарапанную ногтями голову шефа и думал: интересно, удержалась ли в полумраке под этой толстенной черепной крышкой мысль о крысах?
Комнату заливали лучи весеннего солнца. В новом здании никогда не бывало тени. В гигантские окна потоками лился свет. Жарища, как в парнике. Того и гляди, жилы расплавятся. Шеф ушел. В просторной комнате — ни души. Обеденный перерыв. Шагая взад и вперед вдоль окна, Сюнскэ барабанил пальцами по стеклу. Он был в каком-то странном возбуждении. Чувство глубокого удовлетворения пьянило его сильнее вина.
Предсказания Сюнскэ сбылись полностью. После маленького происшествия с фуросики тучи стали стремительно сгущаться. Всем уже было очевидно — лесам этого края грозит неслыханная опасность.
…Перебрав в памяти события последних дней, Сюнскэ подумал, что изодранная тряпица, которую показал ему шеф, имеет поистине символическое значение. Всю зиму крысы лязгали зубами под снегом и теперь наконец бросили людям вызов. А люди тут же подняли белый флаг, признавая свое поражение. И ограничились этим. Злобная сила, накопленная крысами в темных подземельях, вырвалась наружу. Кто мог знать, что она так ужасна? Да, весна растерзана в клочья, и тут ничего не поделаешь.
Не прошло и десяти дней после случая с фуросики, как отдел был буквально затоплен потоком жалоб, отчаянных писем и телеграмм. Вся работа остановилась. Телефоны разрывались. Посетители валили валом. Кто только сюда не шел — лесничие и лесорубы, крестьяне и углежоги, помещики и лесопромышленники, сотрудники лесопитомников и торговцы лесом… Принять их всех не было физической возможности. Из лесопитомников сообщали: на елях, лиственницах и криптомериях кора ободрана начисто — как раз до того места, где кончался снеговой покров. Деревья с обглоданными стволами казались огромными белыми скелетами. За зиму крысы так расплодились, что им не хватило корму. Тогда они выползли из нор и набросились на деревья. Снег мешал крысам совершать дальние вылазки, и потому для начала они изгрызли кору на ближайших деревьях. Потом принялись за оголенные стволы. Особенно пострадали молодые лесопитомники в лесистых горных районах. А на полях, где снег сошел раньше, озимые не дали всходов. Крестьяне заволновались. Но обо всем этом стало известно только тогда, когда весна вступила в свои права. Крысы — ночные животные, они вылезают из нор лишь с наступлением темноты. Днем их никто не видел. Заметив, что с озимыми что-то неладно — поля были голые, лишь кое-где зеленели крошечные островки всходов, — крестьяне стали обходить свои участки и на межах обнаружили бесчисленные крысиные ходы. В деревнях началась паника. Тем временем передовые отряды серой армии проникли в амбары, в риги, на мельницы. На дорогах валялись раздавленные машинами крысы, их с каждым днем становилось все больше. Они попадали под колеса ночью, перебегая с полей в деревни, из деревень — в город.