Старшая медсестра Шарон обладала редким даром усыплять собеседника. Или сначала гипнотизировать, а потом усыплять… Ее неподвижные черные глаза с опущенными под коровьим углом ресницами, убаюкивающий носовой тембр тихого голоса, неизменный рефрен «ну вот…» почти после каждой фразы… пять минут — и ее круглое белокожее личико начинало терять очертания в слипающихся глазах собеседника, особенно если один на один… Если Шарон делала доклад на утренней линейке, то клевал носом даже бодряк Гарти, его заместитель Пик придумал щипать себя за щиколотку, а весь остальной персонал (за редким исключением) беззастенчиво посапывал… Хана чувствовала, что еще пару минут, и уже не будет сил бороться со сном… а ведь только восемь вечера, вся ночь впереди…
— …ну вот, ты же знаешь Мирьям, да? Ну, из хирургии, толстую такую, с ежиком? Ну вот… Она, оказывается, христианка, ты представляешь? Я ей говорю: покажи украшение, — и за цепочку так потянула, шутя, ну вот… а у нее там крест, так неудобно получилось, ну вот… Ужасно неудобно. А она так растерялась, бедная, вообще кошмар, вся покраснела, я говорю извини, я же не знала… так лучше бы я этого не говорила, а то она еще больше обиделась, ну вот… теперь мне понятно, почему она так рвется в эту больницу в Иерусалиме, как ее… Асаф Ха Рофе… А, нет… это, кажется, в Тель-Авиве… ну не важно, просто она хочет жить в Иерусалиме, ну вот…
— А-а-а-а-а… Слушай, Шарон, извини, совсем забыла, я Дине один телефон обещала… Так что я сбегаю в приемник, заодно узнаю, как там у них…
— Так набери ее…
— Да нет, надо размяться, а то глаза уже слипаются…
Нигде не взбодришься лучше, чем в приемнике, это точно… Дина говорит, что вой сирен ей по ночам уже снится… вот она и не поправляется, потому что вся на нервах. А эти безумные родственники, не говоря уже о больных… ужас. Все же Хана надеялась, что ей удастся немного посплетничать с подругой, ну, может не сейчас, но ночью уж точно… Несмотря на свою вопиющую стервозность, Дина действовала на нее умиротворяющее. Вот странно, Дину терпеть не могут в отделении, из-за ее шуточек… издерганная, резкая, как засмеется — мороз по коже… но только с ней Хана находит общий язык… Почему так бывает? Вот к Шарон относятся хорошо… хотя чего, собственно? Шарон добрая, всем помогает… просто она нудная туповатая клуша… Хана достала из кармана зеркальце, в который раз оглядела свою новую прическу. Вчера она наконец решилась. Следуя настоятельным советам Дины, состригла пышную рыжую гриву, выпрямила и покрасила волосы, став жгучей геометрической брюнеткой. Нельзя сказать, что Хана Фирбер не боролась за свою любовь… но, похоже, ее шансы с каждым днем таяли. Та ночь, вернее, те десять минут… все испортили. Взгляд доктора Шама не задерживался больше на ее лице больше доли секунды… «Привет!» — и пробежал мимо. Конечно, они общаются по работе, но не так как раньше… никаких анекдотов в курилке, мимолетных прикосновений… Ничего. И еще седьмая палата… надо признать, что причина в этом… черт, ей же надо сделать массаж этой Веллер…
— Привет, док, как дела?
— А, привет, Хана… херово дела, весьма-весьма херово…
До нее не сразу дошло, что измочаленный Гиль вышел из «шоковой»… значит, неудачная реанимация, кому-то не повезло… Вот на него уже набросились девицы… одна рыдает… да, весело тут у них… Хотя сегодня еще более-менее, из двадцати коек занято меньше половины, все вроде спят… Где же Дина… Ни фига себе! Цилю везут. Этого еще не хватало… Оглашая пространство хлюпающими стонами, в приемный покой въезжала огромная Циля Вайс, «ночной кошмар» терапевтического отделения… Ее страдальческое лицо контрастировало с беззаботным видом санитаров, старшая сестра Дина шла позади каталки, весело болтая с одним из парамедиков…
— О, привет, Хана! Слышь, док! Твою девочку привезли, иди скорее ее поцелуй…