— А вы думаете, он поймет? Скажите, что я ужасно болен, что у меня насморк… и вообще меня на левом берегу давно ждут рабочие, так что сейчас мы высадим товарищей у штаба строительства, и они смогут обсудить все вопросы с товарищем Сян Ли-санем, в его кабинете…
— Ишь, пошли, пошли… какие мы важные… пингвины деловые. Сян еще тоже… нашел экскурсовода, не мог без меня обойтись… Откуда их вообще принесло?
— Вроде правительственная комиссия… давайте спустимся в трюм, выпьем чаю. Я замерзла, вы нет?
— Ужасно. Я вообще простудился, нос так забит, что ночью не мог уснуть… и не высмаркивается.
— Хм, «забитый нос» — это у нас самый сложный иероглиф.
— Самый-самый?
— Ну да, состоит из тридцати шести линий… В древности были и посложнее, но они уже не используются. А «забитый нос» остался.
— Надо же… Вы отвернитесь, ладно? Я попробую его все-таки освободить… Апчхи! Какой-то ужас…
— Меня, наверное, скоро уволят… не хочу возвращаться в Пекин. Если уволят, буду здесь искать работу, в какой-нибудь книжной лавочке… Хотя могут и в лагерь выслать.
— С чего вы это взяли?!
— Ну… а вы не видите, что происходит? У вас же был тридцать седьмой год, и в Китае теперь будет… Эту… из библиотеки, как ее, Юй-фэн, Ли Юй-фэн арестовали за «грязные нападки» и незаслуженную критику партии, помните, она на партсобрании выступала? Вся эта критика — сплошная провокация, Ольга была права… Полки опять все полупустые, непартийные газеты и журналы тоже изъяли, висит плакат: «Нам нужна здоровая критика, которая укрепляет, а не подрывает авторитет партии!» А в газетах что? В Пекине сплошные аресты, из университета выгнали больше пятисот студентов… а что будет с профессурой? Их называют кучей собачьего дерьма…
— Но вы здесь при чем? Вы же не член партии и не критиковали никого… да… мерзость какая-то.
— А интеллигенцию направляют на трудовое перевоспитание в деревню, спасибо, хоть не расстреливают. Знаете, кто я? Буржуазный волосок. И мне предстоит трудная трансплантация в новую пролетарскую кожу. Это не я придумала, это утренняя «Жэньминь».
— Не знаю, бред какой-то… Вы же столько лет в управлении, один из лучших специалистов… Полная чушь! Я думаю… ну не знаю, был же двадцатый съезд, культ личности осужден, СССР теперь наоборот…
— Ну да… и что это нам дает? На Советский Союз им теперь наплевать, это называется «медленный путь в коммунизм»… а у них «большой скачок». Я не права?
— Да… отношение изменилось, это точно…
— А пойдемте в театр вечером, может, Сяо Юй мне погадает…
— На картах?
— Да нет, это И-Цзин, очень древнее гадание, на основе восьми ба гуа… как сказать, просто анализ ситуации… Он и вам погадает, я его попрошу… пойдем, ладно?
— Так я не против, мне старик нравится… да и вообще мне там нравится. Причем я его речь понимаю лучше, чем у других… странно, да? Вот даже когда вы с ним общаетесь, его слова я почему-то лучше понимаю…
— Вот и отлично! Алексей Григорьевич, а мы еще долго будем заняты? Как думаете, я успею зайти управление? А то пришел запрос из Пекина, требуют автобиографию… сказали, надо обновить, мол, это чистая формальность. Как можно автобиографию обновить, вы не знаете? Думают, напишу что-то новенькое? У них же мое личное дело страниц на пятьсот собрано, папка от него трещит, я сама видела… ну так… много работы?
— Да, честно говоря… мы туда плывем, чтоб от этих избавиться. Платформы я утром принял, сваи завтра привезут, есть кой-какие соображения… но Сян сейчас все равно занят. Так что… вы свободны. А вы уже написали биографию?
— Да, только жаль, лист помялся, придется переписывать…
— А можно мне почитать?
— Так она же на китайском… Ну хотите, я вам прочту?
— Или это наглость с моей стороны?
— Почему? Прочту, если интересно, хотя тут всего полстраницы, я вам и то больше про себя рассказывала… вот… Чжан Сян-цзэ, родилась второго сентября тысяча девятьсот двадцать второго года в Ханькоу, провинция Хубэй. Отец — Чжан Шэн, родился в тысяча восемьсот девяностом году в Шанхае. Промышленник в третьем поколении, жил и работал в Ханькоу до тысяча девятьсот тридцать восьмого года. В связи с угрозой захвата Уханя японскими войсками, в сентябре тридцать восьмого переехал в город Чунцин, где и проживал до самой смерти. Умер в тысяча девятьсот пятидесятом году. Мать — Галибина Виктория Ивановна, русская по национальности, родилась в городе Орле, в семье офицера… даты жизни — тысяча девятисотый, тысяча девятьсот тридцать пятый. С тысяча девятьсот восемнадцатого проживала с родителями в Харбине, после замужества в тысяча девятьсот двадцатом году постоянно жила в Ханькоу… так. Чжан Сян-цзэ… родилась и проживала в Ханькоу до тридцать восьмого года… затем вместе с отцом переехала в город Чунцин… где завершила среднее образование, после чего поступила на экономический факультет Шанхайского университета, эвакуированный на время японской оккупации из Шанхая в Чунцин… который окончила в тысяча девятьсот сорок шестом году. С сорок шестого по сорок девятый жила и работала в Шанхае, проходила стажировку на английском предприятии «Стандарт ойл компани». После провозглашения Китайской Народной Республики, непосредственно с ноября сорок девятого года, работала преподавателем русского разговорного языка на курсах при Шанхайском университете… в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом рекомендована руководством университета для работы в Пекине, переехала на постоянное место жительства в Пекин, где по настоящее время работает переводчиком в Управлении международных сообщений при Министерстве железных дорог КНР. Помимо китайского языка, свободно владеет русским, английским, немецким, французским языками. Беспартийная, в политических партиях и организациях не состояла… ну вот и все.