Волнения крепостных крестьян происходили в 1826 г. в семи уездах Псковской губ. из восьми. Наибольшее число волнений было в Порховском уезде (тринадцать), три волнения — в Новоржевском уезде, по одному — в Псковском, Островском, Опочецком и Великолуцком уездах, кроме того, в Холмском уезде были крупные волнения государственных крестьян. Серьезные крестьянские волнения одновременно происходили в соседних с Псковской губ. уездах Новгородской и Петербургской губ., что не могло не оказать влияния и на политическую обстановку в Псковской губ.
Волнения крестьян начались в Псковской губ. в начале марта 1826 г. и продолжались в течение всего года. В некоторых местах подавление «непокорных» крестьян и расправа над ними затянулись до 1827 г.
Большое число крестьянских волнений и затяжной характер многих из них объяснялись тяжелой эксплуатацией крепостных. Архивные материалы об этих событиях содержат множество данных, указывающих на невыносимое положение псковского крестьянства.
Так, из жалобы крестьян помещика Сергиевского (Порховского у.) видно, что в его имении крестьяне платили по 100 руб. оброка с «души» или работали до 5 дней на барщине. Кроме уплаты денежного и натурального оброка или регулярной работы на барщине, крестьяне должны были выполнять еще особые, сезонные работы в пользу помещика (вывозка дров, строительные работы и т. д.). Особое возмущение крестьян вызывала система штрафов и жестоких истязаний. В крестьянских жалобах говорится о присвоении помещиками собранных с них податей, о полном разорении многих семей и участившихся побегах.
О нищете и разорении псковских крестьян свидетельствуют данные о числившихся за ними недоимках по уплате государственных податей и земских сборов. Еще более красноречиво говорят об этом сведения о рождаемости и смертности. По официальным данным (которые сохранились только за тридцатые годы), смертность населения в Псковской губ. в некоторые годы превышала рождаемость.
Первыми по времени возникновения (и едва ли не крупнейшими по своему масштабу) были волнения в имениях помещиков Порховского у. А. И. Ноинского и А. Б. Цеэ.
Толчком для начала волнений здесь, как и во многих других местах, послужили слухи об ожидаемой вольности, принесенные возвратившимися из Петербурга крестьянами. Под влиянием этих слухов в имениях Ноинского и его соседа Цеэ на состоявшихся сходках крестьянами были приняты решения написать жалобы на помещиков Николаю I. В феврале 1826 г. в столицу были посланы с жалобами ходоки. Как и следовало ожидать, к царю их не допустили и отправили под стражей обратно на родину; жалобы же крестьян переслали на расследование псковскому губернатору.
Возвратившиеся домой ходоки распространяли среди односельчан слух, будто бы «всех тех крестьян, кои объявят неудовольствие на своих помещиков, государь император отпустит на волю». Рассказы ходоков послужили толчком к открытому выступлению. Волнение охватило множество деревень. Восставшие двумя отрядами двинулись к конторе помещика, намереваясь разбить ее и выгнать управляющего. Вскоре в район восстания прибыл для расправы заседатель земского суда Култашев с командой солдат. Войдя в деревню Малышево, Култашев потребовал выдачи зачинщика Кирсана Алексеева. Но в ответ, как доносил Култашев, «вся шайка воскликнула: „берите нас всех, а одного мы не дадим!“». Култашев был вынужден отступить.
Восставшие собрались в деревне Дудино, вызвали туда Култашева и потребовали (как пишет он в своем донесении) объяснения: «зачем де я приехал и имею ли бумагу от самого государя, в противном случае, ежели тебе приказал помещик, не имеющий над нами никакой власти, то мы тебя кольями проводим». При этом они угрожали кольями и дубинами. Култашев, изрядно струсив, сделал попытку «ласковым образом вразумить им заблуждение их и худые оного последствия, но ничто не помогло: они оставались твердыми в убеждении, что им дарована будет свобода». «Видя всех <крестьян> напитанных духом вольности» и готовых «в случае какого-либо» «употребления силы <дать> жесточайший отпор», — Култашев решил отступить. В своем донесении он просил прислать в имение Ноинского два батальона войск для подавления восстания, так как в имении было более 3000 крепостных.
Псковский губернатор Б. А. фон-Адеркас, получив сообщение о волнениях в имении Ноинского, распорядился, чтобы к месту восстания немедленно выехал весь состав Порховского земского суда. Одновременно он просил командира военного поселения, квартировавшего в Порхове, послать в имение Ноинского два батальона войск.
Восстание тем временем принимало все более грозный характер. Из имения Ноинского движение перекинулось в имение Цеэ. Култашев бросился туда, но отряд крестьян в 40 человек, вооруженных вилами, кольями и огнестрельным оружием, собрался в деревне Липовцы и оказал ему вооруженный отпор. 10 марта Култашев с батальоном солдат двинулся на приступ дома, где засели крестьяне. Однако овладеть домом не удалось, и Култашев решил взять засевших измором. Окружив со всех сторон дом, он распорядился не пропускать туда ни одного человека, надеясь голодом вынудить осажденных сдаться. 13 марта большая группа крестьян (в том числе и женщины) предприняла попытку выручить осажденных товарищей.
Воспользовавшись тем, что возле осажденного дома находился сарай с сеном, они подожгли этот сарай в надежде, что военная команда бросится тушить пожар, и это даст возможность осажденным бежать. Однако Култашев распорядился не снимать осады дома. Тогда осажденные, выломав ворота, вступили в бой с солдатами, открывшими по ним стрельбу. В ходе столкновения несколько крестьян было тяжело ранено, три или четыре человека сгорели в осажденном доме, остальные были схвачены.
О событиях в Порховском у., где к движению примкнули крестьяне соседних имений (гр. Завадовской и Вильбоа), стало известно не только губернатору фон-Адеркасу, но и самому царю. 18 марта фон-Адеркас лично отправился к месту восстания. Одновременно Николай I отправил туда же в качестве уполномоченного полковника Германа. Из доклада губернатора министру внутренних дел мы узнаем, что 20 марта он прибыл в одну из деревень помещика Ноинского, Крутец, уже успев по дороге «внушить повиновение» в двенадцати деревнях. Почти одновременно с Адеркасом к месту восстания прибыл полковник Герман, а еще до их прибытия в Крутец подошли спешно затребованные войска.
21 марта крепостным Ноинского был отдан приказ собраться на следующий день в селе Крутец. Однако крестьяне не подчинились приказу и вместо этого начали собираться большими группами в соседних деревнях. Как указано в донесении губернатора, около 60 крестьян были вооружены ружьями и пиками. Увидев, что им не удастся справиться с войсками, восставшие отступили, но отказались выполнить требование Адеркаса. 23 марта силою оружия значительная часть «непокорных» была все же доставлена в Крутец. Однако наиболее стойкие скрылись, захватив с собою оружие. Когда участников движения удалось собрать, полковник Герман велел солдатам окружить их и потребовал, чтобы крестьяне «покаялись и изъявили покорность». Тут же был отдан приказ арестовать наиболее деятельных участников восстания. Крестьяне попытались заступиться за своих товарищей, но, по распоряжению Германа и губернатора, некоторые из них были наказаны розгами.
Арестовав часть крестьян и оставив солдат для окончательного усмирения восставших, каратели двинулись в имение Цеэ. После снятия допроса с раненых, они собрали 25 марта всех крепостных Цеэ. Крестьяне были наказаны розгами, после чего еще двое участников волнения были арестованы и вместе с ранеными отправлены в Порховскую тюрьму. Часть войска и здесь была оставлена для полного подавления «беспорядков». Войска были отозваны только 14 мая 1826 г., спустя два месяца, по просьбе самих помещиков.
Волнения в имениях Ноинского и Цеэ оказали непосредственное влияние на крестьян соседних имений — помещиков Вильбоа, гр. Завадовской и Корсакова. Здесь также происходили выступления крестьян, для подавления которых местным властям пришлось прибегнуть к помощи солдат.
Весной 1826 г. вспыхнуло волнение в имении порховского помещика гр. Н.А. Апраксина, доведшего своих крестьян до полной нищеты.
Крестьяне написали на Апраксина жалобу и послали в Петербург ходоков — Степанова и Филатова. Из Петербурга жалобу крестьян переслали для «расследования» приятелю Апраксина — порховскому предводителю дворянства кн. Васильчикову, который поспешил написать, что она не соответствует действительности.