Осень 6094 года.
Провинция Раатша.
Дворец градоправителя Сиуртана Этла.
Глухая ночь между 3:30 и 4:30 утра.
Асулейский дворец был погружен в крепкий сон в этот предрассветный час. Задремали на стенах лучники, собрались у пальмы в центре двора охранники с ягуарами на цепях, беседуя видимо о предстоящем обходе — они перед каждым рассветом делали обход, за несколько дней я хорошо изучила распорядок, коего придерживалась охрана. Они были убеждены, что мимо них и мышь не проскочит, но — единственным слабым местом в обороне были как раз такие вот пятиминутные собрания.
Эти пять минут я использовала по максимуму — промчалась по открытому участку, проползла по крыше, и юркнула в распахнутое окно на втором этаже, будучи свято уверена, что ревизор в данный момент крепко спит.
Приземлилась на пол я совершенно бесшумно, тем сильнее было мое удивление, когда ярко вспыхнул свет.
А затем, с постели, с кинжалом в руках поднялся высокий, смуглый мускулистый мужчина с пронзительным взглядом голубых глаз и темными волосами до плеч.
Первой моей мыслью было почему-то злое «Опять в штанах». Нет, я бы еще поняла льняные пижамные штаны, но мужик явно спал голым, а черные кожаные брюки натянул в какой-то невероятный миг моего появления.
Танар Шадоур, собственной персоной, вгляделся в меня, неожиданно усмехнулся и произнес обвинительное:
— Вы!
Поднялась с пола, развела руками, мол да, опять я, и задала крайне заинтересовавший меня вопрос:
— А как вы меня узнали?
Просто на мне был серый костюм, с единственным разрезом для глаз, то есть для обзора, все остальное было полностью скрыто.
— У вас незабываемая фигурка и двигаетесь очень плавно, — расслабившись и пряча кинжал в ножны, произнес господин Шадоур.
После чего вольготно устроился на кровати, поигрывая кубиками пресса, улыбнулся мне и произнес:
— Я смотрю, вы из наемного убийцы переквалифицировались в вора?
Пожав плечами, прошла, села в кресло напротив кровати, и гордо сообщила:
— Знаете ли, воровство - это определенно мое. Про кражу из храма двуликого слышали?
— Как же, как же, — покивал он, — неизвестный уволок бесценную золотую статуэтку, коей насчитывается более трех тысяч лет.
— Я! — гордо сообщила старому знакомому.
Почему-то очень хотелось похвастаться, даже не знаю почему.
— Что ж, — Танар задумчиво улыбнулся, — если взять во внимание отсутствие следов преступления, наглость действий и грандиозность совершенного, смею предположить, что корона дофина Этрарки, скипетр владыки двуликого, алмазный перстень главы Торговой гильдии и руны Вехтарской библиотеки тоже ваша работа?
Именно в этот момент мне захотелось его обнять и расцеловать. За догадливость, да! Просто я же звезда воровской гильдии, просто как-то быстро поднялась, в основном за счет бесшабашности и безголовости, все же такие заказы ранее никто не брал, но суть в том, что никто и не верил, что какая-то девица, изгнанная с треском и позором из гильдии Наемных убийц, на такое способна и… И в общем все мои подвиги приписывались разным ворам мужского пола, и вот только Танар Шадоур и догадался. Молодец какой.
— Слушайте, дайте я вас расцелую! — не выдержала наплыва благодарности.
— Всегда за! — с готовностью отозвался он.
Но тут я вспомнила, что на мне повязка и вообще не стоит лучшим членам воровской гильдии демонстрировать собственную морду лица государственным служащим. Кстати, о служащих:
— А у вас как дела?
— О, все замечательно, — покивал он. — Внял вашему совету и сложил с себя полномочия наместника, переквалифицировавшись в ревизора. Знаете, оказалось, что тыкать носом в верблюжий навоз наместников гораздо приятнее, чем тыкаться в него самому. Король оценил мое служебное рвение, так что теперь я советник Дангоура по вопросам управления на местах. Получил титул, собираюсь весьма выгодно жениться. Никто больше не скидывается гильдии наемников на мой хладный труп. Все прекрасно. А как у вас на личном фронте?
Вопрос поставил меня в тупик. Почесав за ухом, просто засвербело почему-то, заправила выпавший из-под повязки черный локон, грустно вздохнула.
— Все так печально? — сочувственно спросил Танар.
— Дело превыше всего… замужество не мое… все плохо, — призналась, в конце концов, я.