Покурив вместе с бойцами я вернулся в палатку и проспал там до утра. А утром, после завтрака нас погрузили в машины и вместе с остальными батальонами полка и парой батальонов 37-го Ангарского штурмового отправили под простуду, лечить насморк нашей армии. Ну под Оструду — рифмуется с простудой, хоть убей!
Там уже стояла и активно работала наша артиллерия, при чем не только полевые трехдюймовки, но и тяжелые пушки. Впрочем, немцы вояки серьезные, они успели отрыть траншеи, установить на позиции артиллерию и пулеметы. Мы прибыли в разгар торжества, контрбатарейная борьба, пулеметная и ружейная стрельба, хотя пока никто и не пытается атаковать вражеские укрепления. На позициях засели еще три батальона ангарцев. Пришлось их слегка потеснить в ожидании команду на штурм, наши траншеи были не чета германским, едва по пояс и особо вольготно там не погуляешь, но от пулеметно-винтовочного огня защищали. В общем, залегли, слушая ба-бахи артогня и теряющуюся в их грохоте пулеметную трещотку. Лежим, ждем пока подавят артиллерию врага, потом пулеметы, желательно попутно хорошо причешут вражеские укрепления. Вот никакого желания идти в атаку на готовые к этому подразделения. Расстояние между траншеями метров четыреста, пока пробежишь его, можно половину бойцов потерять. Да и самому лишиться нужных частей тела. Нет уж, лучше подождать, тем более что начальство в атаку пока не гонит.
Ждали и наслаждались грохотом артиллерии мы практически до середины дня. При чем я наслаждался — очень может быть, что это последние радости в этой жизни. Радость от того, что можно полежать, поглядеть в летнее небо Центральной Европы, на облачка, пощуриться от солнечных лучей, послушать, как каждые несколько минут тонны взрывчатки перелетают над моей головой и взрываются где-то там, среди врагов. Вот как-то раньше мне этот кайф мне был недоступен.
К полудню русская артиллерия подавила немецкую, после прошлась по траншеям, выбивая пулеметные гнезда и вообще всех, кто не спрятался. После подняли нас и отправили в атаку. Здесь не было тотального обстрела, который я видел парой дней ранее, в траншеях было немало вполне боеспособных солдат, но они не были бойцами постоянной армии, и их наша атака привела в полное расстройство. Немногие из них решили стрелять, большинство смотрели на нас глазами кролика перед удавом. Особенно, на гранатометчиков. Как мне показалось. Все-таки у гренадеров — весьма серьезная репутация. Уступает разве что казакам.
Вражеские окопы мы заняли практически без потерь. Сдавшимися немцами занялись ангарцы, а мы рванули вперед и быстро заняли предместья польского городка, дома, из которых стреляли, забрасывали гранатами, вообще гренадеры работали осторожно, не рисковали. В этот раз мне тоже пришлось пострелять — я снова взял ручной пулемет и уже подходя к центральной площади городка очередью заставил несколько врагов не высовываться, из-за телег, что стояли у штаба, размещенного в мэрии, единственном каменном здании. После пришлось дать несколько очередей по окнам, нечего им высовываться, пусть спокойно ждут, когда прилетит граната или придут солдаты их пленить.
Городок мы взяли бодро, потерь почти не было, от шальных пуль погибло только двое гренадеров, 36 ранено. Потери терпимые, я ожидал много большего. Что меня удивило, кроме германцев с нами сражались и поляки, одетые в обычную гражданскую одежду, но с красно-белой повязкой на рукаве. Предположения моего поручика реализовывались, местное население считает нас врагами, а не немцев, которые пришли сюда воевать. Перспектива нехорошая, если нам здесь устроят партизанскую войну, потери возрастут на порядок. Увидев у здания мэрии полковника Сальве, я высказал ему свои предположения, однако он отмахнулся от них.
— Поляки — плохие войны. Они перегорели лет так триста назад, с тех пор их воинственность ограничивается молодежными бандами или бурчением в пивной. Это раньше их крылатые гусары были визитной карточкой Польши, наводили страх на соседей и турок. Сейчас они ни на что не способны. Трусливы. Трусливы до безобразия. Не смогли оказать никакого сопротивления ни имперцам, не немцам. Так что, не волнуйся. И еще, Оструда — ото уже не Царство Польское, это уже Пруссия. Так называемая польская Пруссия. И здесь не немцы оккупанты, а как раз русские. То есть мы. Если раньше поляки были условными союзниками, то теперь они — враги. Правда тоже — условные. Зарубите это себе на носу.