— Эй, есть кто? Выходите, я не кусаюсь!
Из-за шторки послышался шум, появилась заспанная рожица мальца лет двенадцати, с красным рубцом на щеке и лбу — уснул на тюке с товаром, поди.
— Позови кого, что ли. Или сам мне товар продавать будешь?
Рожица с ойканьем скрылась за шторой, спустя минуту появился мужик лет сорока пяти в линялой военной форме без погон отсутствующей левой кистью. Ветеран.
— Чего желаете, э…
— Капитан. Дан Хали. Вне службы можно просто Виктор Сергеевич.
— Так что вам.
— Сами видите. Все практически. И куда бинты можно выкинуть?
— Левка, забери у господина капитана мусор. Значит вам китель, фуражку, амуницию и снаряжение. Оружие?
— Частично сохранил. Шашку нужно. И вот, я положил на стойку погоны и фурнитуру.
— Ясно, сделаем. Левка, зови Феофана, нужно господина капитана промерить. Что-нибудь еще?
— Да еще комплекта три нательного белья. А то это госпиталем провоняло.
— Тоже сделаем.
Спустя час я стоил в новой, необмятой форме капитана, несмотря на то что китель подгоняли, он сидел "колом", да и рука на перевязи. Но это недолго, пара дней, все сядет по фигуре. И рука заживет. Не скажу, что я себе очень нравился, но выглядел терпимо. На груди появилась новая нашивка — оранжевая полоса, знак тяжелого ранения. Если взять все мои ранения…
Да. Чего не хватает? Да не знаю. Вроде все в порядке.
— Револьвер уставной не хотите?
— Нет, пистолета хватит. А вот патронов прикупить нужно. — взял десять пачек патронов. Снял фуражку, посмотрел на багрово-красные швы на черепе. Да, хорошо меня приласкал германский снаряд. Еще немного и мог не выкарабкаться, не смотря на всю мою регенерацию.
— Где это вас так, господин капитан. — лавочник-ветеран упорно называл меня по уставу.
— Кенигсберг. Штурм, неудачный. Мог, кстати, как ты, без левой остаться.
— Да, вижу, бережете ее. — лавочник посмотрел на меня и в его взгляде я ясно прочитал, все что он думает о генералах, которые с дуру гонят солдат под пушки и пулеметы. Выразительный был взгляд. Очень. Да и чувства его под стать. Ненавидел он их. И меня, отчасти.
— Ну ладно. Подскажи, где перекусить сейчас можно и голову обрить. А то выглядит моя стрижка сейчас… сам понимаешь.
— Поесть можно в заведении справа от нас, хорошо кормят. А голову побрить, там спросите. Я не знаю.
— Ну бывай!
— И вам всего хорошего.
Странный человек. Не похож на обычного лавочника. Да и просто, странный. Да и боги с ним! Я зашел в "заведение", что-то ближе к ресторану. Там заказал себе рульку с красным сухим вином. Рулька была просто гигантской, это не свиное колена, а от ископаемого вепря! Манко бы такой очень порадовался, любит мой наставник рульку, очень уважает. Она была очень вкусной и хорошо зашла под бутылку вина. Тут я сообразил, чего мне не хватает! Расплатился, вернулся в лавку и позвав лавочника, который мне так и не представился, спросил о часах. Он предложил мне несколько моделей, из них я выбрал по его совету простой и надежный механизм, одел на запястье. До встречи на вокзале оставалось еще три часа. Выйдя за ворота крепости и перейдя мост я оказался на площади, поймал извозчика и спросил его, есть ли на вокзале парикмахерская. Ну, где можно побриться? Тот сказал, что как без этого, и быстро довез меня. Там я попросил побрить мне голову и, пощупав подбородок, "просто побрить". Пока сидел с горячим полотенцем на лице мне обработали голову, потом долго колдовали над лицом. Когда закончили я взглянул в зеркало.
Странно. Здесь я пережил меньше, чем на Ирме, там война была пострашнее. Но видимо эта оказала на меня какое-то особое воздействие. Из зеркала на меня смотрел не девятнадцатилетний юноша. А так, мужик, непонятного возраста, со злыми, жесткими глазами. Таким, наверное, мог бы быть мой старший брат. Если бы пошел по военной стезе. И был жив.