— Лонерин, я не должна так чувствовать себя… это не может быть заклятие…
— Действительно, не только оно.
И он принялся наполнять сосуд, который передала ему Дубэ, не поднимая глаз.
— Что это означает?
Юноша продолжал наполнять фляжку.
— Ты скажешь мне, что это означает?
Лонерин повернулся к ней лицом:
— Это снадобья, которые дают определенную степень привыкания. Я не знаю точно, какой вид снадобья тебе давали, но я помню два случая, подобных твоему, и в обоих случаях возникали одни и те же проблемы.
Дубэ почувствовала, как у нее кружится голова, и, одновременно, приступ ярости заставил ее покраснеть.
— Так что это значит?
— Это значит, что, когда ты не принимаешь снадобье, твое тело не в состоянии бороться с заклятием. Ты привыкла к снадобью, и твое тело не может бороться с последствиями наложенного заклятия, как я уже говорил тебе. И эти последствия продолжают нарастать.
Дубэ закричала, подняв голову к небу, а потом упала на колени.
— Проклятые…
Она подняла голову, посмотрела на Лонерина:
— Но разве ты не умеешь готовить снадобье? Этого не может быть! Ты же маг, поэтому мы и заключили с тобой договор.
На лице Лонерина она не прочла никакой надежды.
— Я умею готовить это лекарство, но у меня нет ингредиентов.
Дубэ яростно набросилась на него, схватила его за горло и повалила на землю. Но вовремя остановилась. Зверь уже завел свою песню. Она упала рядом с Лонерином и растянулась на земле.
— Все кончено… — прошептала она. — Я чувствую это… я не могу себя контролировать…
Лонерин встал, пытаясь отдышаться. Видимо, она сделала ему больно.
— Мы скоро все сделаем. У нас есть лошади, мы поедем во весь опор и доедем, пока еще не поздно.
Дубэ покачала головой:
— Мы никогда этого не сделаем… лошади устали…
— Если ты будешь в опасности, я усыплю тебя, как ту собаку, но сон будет глубоким, и отвезу тебя в Лаодамею.
Дубэ обернулась к нему, посмотрела на него с грустью:
— Мне не нужны бесполезные утешения. Скажи мне правду, это подействует?
Лонерин не стал опускать взгляда.
— Я клянусь тебе. — Он был уверен. — Ты сделала то, о чем мы договорились. Теперь моя очередь.
Дубэ встала.
Зверь все еще бушевал внутри нее, грозил ей, но как же хорошо было осознавать, что есть человек, на которого она может положиться.
Перед их глазами пейзаж медленно менялся. Солнце ярко засияло перед ними, а рельеф земли становился все более ровным и все более пустынным. Это была Большая Земля. Если пришпорить немного лошадей, можно было за четыре-пять дней проехать всю территорию. Однако в это время они вынуждены будут оставаться без всякого прикрытия, открытые любому нападению. Отыскать следы в этой пустыне, состоящей из камней и выжженной земли, было слишком легко.
Лонерин пытался выбросить из головы эти мысли. В его деле не должно быть места для нерешительности. Он должен был верить, и верить до последнего, или же все сорвется. Впрочем, он никогда не надеялся, что ему удастся выбраться живым и невредимым из Гильдии, однако удалось.
Он посмотрел на Дубэ. Это была ее заслуга. Ее заслуга была в раскрытии планов Иешоля, хотя на самом деле это была его задача, и ее заслугой было то, что они смогли сбежать. Он видел ее опущенную голову, ее сосредоточенность. Он долго изучал заклятия и другие формы запретной магии и знал действие некоторых снадобий. Дубэ страдала, и очень сильно. Она пыталась контролировать себя, но ей это стоило больших физических усилий. Она судорожно цеплялась руками за гриву лошади.
— Я умру? — спросила она вдруг, когда солнце начало медленно опускаться над равниной, которую они пересекали.
— Да нет же, что ты говоришь?
Она посмотрела на Лонерина. В глубине ее глаз читался ужас, гнездившийся внутри нее. Это зверь пытался овладеть ею.
— Что произойдет, если не принять снадобья, если мы не приедем вовремя?
— Тебе будет плохо, я этого не отрицаю… но мы доедем.
Ему не хотелось рассказывать ей все. Он чувствовал себя виноватым, еще с того вечера, когда они познакомились, когда она без обиняков рассказала о своей, почти неизбежной, смерти. Об ужасной смерти.
— Тебе трудно из-за меня, но я не нуждаюсь в твоей жалости. Мне нужно только, чтобы ты всегда был со мной искренним!
Лонерин незаметно вздохнул.
Взгляд Дубэ стал более суровым.
— Мне не нужна ничья жалость. Мне нужны твои знания, та проклятая настойка, которую только ты умеешь готовить, и один из самых могущественных магов, которого ты знаешь, чтобы он навсегда избавил меня от заклятия!
Она замолчала, стараясь успокоиться.
Лонерин затаил дыхание.
— Ты зависишь от снадобья, тебе всегда нужно принимать его, и со все больше сокращающимися интервалами. Это — правда! Если ты не примешь снадобья, то заклятие обрушится на тебя со всей своей мощью. Тогда ты умрешь.
Но Дубэ даже не вздрогнула.
— Сколько у нас осталось времени?
— Самое большее — неделя.
Дубэ не смогла сдержать горькой улыбки.
— Я сказал тебе, как мы поступим. Я могу замедлить действие, усыпив тебя, но ты будешь почти мертвой. Таким образом время замедлится хотя бы на два дня.
Дубэ пристально смотрела на него.
— А если кто-нибудь нападет на нас? Если Гильдия нападет, когда я буду спать?
— Они будут иметь дело со мной.
Дубэ горько засмеялась.
— Ты и в самом деле ничего о них не знаешь…
Внезапно Лонерин почувствовал себя взбешенным. Он испытывал странное расположение к этой девушке с лицом слишком рано повзрослевшего ребенка. Хотя Лонерин мало знал ее, он чувствовал — их нечто объединяет.
— Не надо недооценивать меня, я хороший маг, к тому же я у тебя в долгу и постараюсь отплатить тебе, чего бы это ни стоило.
Наступила ледяная ночь. Большая Земля была странным местом, с совершенно необычным климатом. В старинных хрониках говорилось, что это было место необычайной красоты, пока Астер не наложил на эту землю своих лап. Раньше здесь стояла вечная, нежная весна. А теперь она превратилась в каменистую пустыню, холодную в любое время года.
Они остановились. Дубэ вытащила все, взятое ею из конюшни, где они украли лошадей, и аккуратно разделила еду.
— Нам должно хватить до конца путешествия.
Ее голос слегка охрип. Каждый мускул ее тела начал судорожно сокращаться, и Лонерин видел это.
Они молча ели. Юноша чувствовал себя подавленным из-за судьбы своей спутницы. Он всегда был человеком способным чувствовать чужую боль. Именно из-за этой обостренной чувствительности он стал учиться на мага. Он испытывал необходимость быть полезным, делать что-то для других. Бессилие разрушало его изнутри, а сейчас он был совершенно бессилен.
Они растянулись на земле, и Лонерин уступил свой плащ Дубэ.
— Ты больна, будет справедливо, если ты, по крайней мере, не станешь страдать от холода.
— Я же сказала тебе, что не нуждаюсь в твоем сострадании.
— Это — не сострадание, а благодарность.
Дубэ слегка покраснела, протянула руку:
— Все это я делала только для себя…
— Но никто не заставлял тебя брать меня с собой. Спасибо. Я найду способ отблагодарить тебя.
Ночь была тихой и спокойной, а небо над их головами — удивительно красивым. Только в пустыне можно увидеть столько звезд.
Лонерин поймал себя на том, что думает об Астере: ведь эту панораму он наблюдал каждый вечер из своей башни. Они находились в центре того, что когда-то было его империей, на земле еще валялись обломки его дворца, которые ветер разметал по всей Большой Земле. И вот он может вернуться вновь, разрушив все, что сделали Сеннар и Ниал, чтобы его победить. Сорок лет, прошедшие со дня его смерти, могут быть стерты, как будто их никогда и не было. Лонерин подумал: почему им приходится жить в такие смутные времена? Почему на долю Всплывшего Мира всегда приходились такие страдания? Лонерин вспомнил о смерти своей матери, о той ненависти, с которой он каждый день боролся. Он подумал о звере, которого Дубэ носила внутри себя: он был подобен его собственному демону, но намного страшнее. И в смятении этих мрачных мыслей, по непонятной причине, вдруг возник образ Теаны. На губах у Лонерина до сих пор оставался вкус ее поцелуя.