Я — сделал? Что я сделал? Я не знаю. Гадство, что же я сделал этой Кисе?
— Я ему уже ребро сломал, — хмыкает старшой. — Ночью меня согреешь за это.
Ну, вообще-то, не сломал. По толстым бить надо сильнее.
«Киса» щерится, как настоящая киса перед псом:
— Этой ночью я перережу тебе глотку, если притронешься ко мне, Стилет.
Стилет? Шмыг? Киса? Понятно. Это — не имена, а бандитские кликухи.
Старшой Стилет лишь отмахивается и фыркает. А вот Шмыг подходит к Кисе, широко расставляет ноги, уперевшись кулаками в бока:
— Ты че, сучка, дорогу попутала со старшими так базари...
Пум!
Шмыг падает, сжимается, ухватившись за пах, по которому Киса проехалась кожаным сапожком. Воет покусанным шакалом, а Стилет с мужиками лишь ржут.
Киса встаёт, наступает на лицо Шмыгу, прокручивает каблук на щеке:
— Ты тут новенький, Шмыг, — сладко улыбается она улыбкой, от которой у меня сводит челюсть. — Запомни. В следующий раз я пройдусь лезвием по твоим шарам.
Мужики с интересом наблюдают за картиной, сидя перед костром на корягах и пеньках. Кто-то достаёт из котомки бурдюк, отпивают с весёлым «Э-э-эх, хорошо!»
Киса размахивается ножкой и со всей дури вламывает Шмыгу коронным по лицу. Тот скульнув, затихает.
— Убила мальца, — вздыхает один из мужиков, делая очередной глоток. — Носяру сама ему будешь вправлять.
Киса отходит в сторону, садится на землю, берёт колышек:
— Об член свой вправит.
Если бы не обстановка, я бы хмыкнул. Интересно было бы на это посмотреть.
Стилет без эмоций смотрит на валяющегося Шмыга, достает вяленное мясо, вгрызается:
— Слабаки мне не нужны. Киса, предупреждаю ещё раз. Галлена трогать нельзя. Ослушаешься — вместо Шмыга к тебе подойду я. Уяснила?
Галлен? Это я? Это фамилия или имя? Прозвище? Местный жаргон? Мне опять нахамили?
— Ты знаешь, что он сделал?!
— Да мне плевать, что он сделал, — харкает Стилет в костёр. — И мне плевать, кто и когда перебил твоих братиков, изнасиловал твоих мамаш и подвесил твоих папиков на суку. Эта свинота стоит, как мешок серебра. И ты посмотри на него, — кивает в мою сторону, — он даже с дворовым котом не справится. Думаешь, он лично наведался к твоему папочке-кузнецу?
Ух, какая атмосфера. Горячая Киса опасная. Идея остаться тут уже не выглядит так хорошо. Девчонка с психа может вогнать мне в шею заточенную палку. Истеку кровью, вот паршиво получится.
От этих мыслей все надежды на благополучное начало новой жизни улетучиваются. Тут уже выжить бы... Для начала... Хотя бы пару дней пережить.
Киса не унимается:
— Это сделали по приказу его Дома, Стилет!
— Мне плевать... О, Херус, нашёл чего-нибудь?
Из леса выходит шестой мужик. Почти старик, с луком. Тащит через плечо небольшую тушу. Почему у него кличка Херус я понимаю, взглянув на огромный бугор на штанах. Что примечательно, только это место в заплатках. Видимо, там всё время рвётся...
— А то, брат... Глянь-ка... Стрелой кабанчика завалил. Молодой совсем... Отбился от своих.
Херус кидает тушку прямо в костёр. Не потроша, со шкурой. Запахло палёным.
— Сейчас бочек прокоптится... Люблю с кровушкой...
Киса цыкает, отбрасывает колышек, медленно идёт в мою сторону. Ну, начинается...
Стилет провожает её взглядом:
— Не зли меня, девка.
— Да поняла я. Поговорю просто.
Пахнет жареным... И не только от кабана...
Пытаюсь пошевелиться, но связали меня знатно — делай с моей тушей, что хочешь.
По-любому же ударит. Знаю я эти хищные женские взгляды.
Сидя на заднице, развожу ноги в стороны. Психологически делаю мишенью свой пах. Вижу, что у девчонки комплекс по этому поводу. А так я буду готов...
— Слышал, сволочь? — шипит Киса, угрожающе возвышаясь надо мной. — Ты мне кровью обязан. Вся твоя голубокровая семейка обязана. Весь твой вшивый род.
Ничем я тебе не обязан, блин. Все претензии к этому телу. А ведь и не объяснишь. Уверен, скажи, что «я — не я», меня сразу же порубят на куски, как прокажённого. И на костре пожарят хорошенько, «с кровушкой». Ну или тронутым головой посчитают.
Та-ак, насколько я знаю, такие девки не любят тюфяков и моё нытьё её только взбесит. Лучше прикинуться чуть другим. Понижаю голос, чтобы не услышали остальные:
— Я о твоих делах ничего не знаю, Киса, — уверенно поднимаю на неё глаза и замечаю лёгкое удивление. — Мне жаль, правда. Но могу помочь разобраться. Я не буду против, если ты перережешь пару глоток тем, кто убил твою семью.
Судя по быстрому морганию Кисы, она не ожидала таких слов. Может, слёз или мольбу о пощаде. Но не такого. Совсем вышел из её образа «голубокрового толстячка».