Но пока я их совершенно не знал, и Ферлея была для меня странной девчонкой со снежинками вместо зрачков.
– У вас принято жать друг другу руки? – удивился я, не выпуская ее шелковистую кисть из своей грубой ладони.
– Вообще меня научил так делать один человек, – ответила она. – Вот и подумала, что вам будет приятно, если я поздороваюсь по-вашему. Ой, а может, вы и знакомы! – воскликнула она. – Его зовут Грейдиус! Человек из мира людей.
– Человек из мира людей, – повторил я, улыбаясь. – Он мой отец.
– Не может быть! – как воскликнет.
Больше всего в Ферлее я люблю ее заинтересованный взгляд. Ее глаза вдруг могли сделаться по-детски сияющими. Я могу сравнить его со взглядом двенадцатилетнего мальчишки из 90-х, которому вдруг подарили электрического дрона. Ее сияние глаз могло меня ранить.
– Богдан! Конечно! – вдруг она обо мне вспомнила. – Ваш папа столько раз о вас говорил! Какая же я глупая, конечно, вы его сын!
И тут, кто услышал, что я сын знаменитого Грейдиуса, те стали подходить ко мне ближе, я чувствовал, как чьи-то руки ощупывают меня сзади. Наверно, они не могли поверить, что есть второй человек на Земле.
Через какое-то время парни потеряли ко мне интерес и удалились. Девчонки потянули меня к земле, посадили в круг, а сами уселись рядом. Они явно чего-то от меня ждали, но я ничего не понимал.
– Вы чего-то ждете, – начал я, видя, с каким восхищением они на меня смотрят. – Просто я не пойму чего.
– Новостей, – хором сказали.
И начали плести друг другу косички!
– Каких еще новостей? – Я сдвинул брови.
– Ваш папа приносил новости из своего мира.
– Да? – удивился я. – Например?
– Он говорил о политике, географии, биологии. Вот, например, из какого вы города?
Я был ошарашен.
– Красноярск, – отвечаю.
– Вот и расскажите о Красноярске. Какого его население, какие расы в нем живут, каковы просторы территории города, кто в нем правитель.
Я почесал затылок. Это может быть кому-нибудь интересно? Для меня мой город не представлял ничего особенного. Холодно, как в скандинавском аду!
– Давайте, девчонки, лучше я расскажу…
Я не буду пересказывать все, что я им нес, это не имеет отношения к моей истории. Скажу только то, что они были в восторге. А еще я стал популярным. Но только в кружке длинноволосых девиц.
Позже Ферлея заметила на моих ладонях засохшую кровь (подарок из Глухого леса), заметалась на месте и явно стала кого-то искать.
– Ой, – говорила она. – Сейчас, сейчас. Потерпите.
– Да, ерунда, мне не больно, – отмахнулся я, но она продолжала паниковать. – Да не больно, говорю же, уже давно все прошло. – Здесь я соврал. Ранки я все еще ощущал.
Не найдя, кого хотела, она убежала, а когда вернулась, запыхавшаяся, протянула мне горсть листьев.
– Вот, – сказала она. – Приложите к ранам. Это травник, он поможет регенерации тканей.
Я еле сдержал смех от вида листьев, похожих на наш подорожник. Но все же взял в руки и сжал. Мы вместе пошли прогуляться.
– Можно вопрос? – спросил я.
– Конечно. Для человека из мира людей все что угодно!
Мне никогда не надоест то, как они меня называют.
– Почему у тебя вместо зрачков снежинки? – спросил я.
Мы остановились, и я еще раз взглянул ей в глаза.
– Я Тэмисс, – удивленно ответила Ферлея. – Мы дети духа всего живого.
А это еще одно, что отличало Тэмиссов. Дети духа всего живого! Должно быть, в ее глазах, я выглядел полным болваном.
– Наш отец, он невидим, – пояснила она. – Он дух. Живет повсюду. В траве, в растениях, в воздухе. В небе.
– В небе?
– Да. Иногда он посылает с небес свою тень.
Я переваривал новую информацию.
– А, снежинки с неба! – вспомнил я. – Золотого цвета. Я уже видел.
– Как бы вам объяснить?.. – Ферлея задумалась. – Понимаете, дети духа всего живого тесно связаны со своим отцом. И во время изменений в душе во внешности тоже происходят изменения.
– Например?
– Например, меняется цвет волос.
– В самом деле? – удивился я.
Ферлея кивнула:
– Есть несколько основных цветов, в которые будут окрашены наши волосы при определенных обстоятельствах. Например, цвет, который сейчас у меня, – она собрала на бок копну своих золотых волос, – означает умиротворение. Если меня что-то расстроит, волосы поменяют цвет на зеленый. Но мне так совершенно не к лицу, – улыбнулась она. – Еще есть серый и черный цвет.
– Серый – злость? – предположил я, мысленно представляя эту спокойную девушку в ярости.