Гилморн скорчился на кровати, повернувшись набок, и уткнулся в сложенные руки, стараясь унять бешено бьющееся сердце. Лицо его горело от стыда. Он опять не смог сдержаться и выдал себя. Это было ужасно — знать, что Норт снова видел его задыхающимся от удовольствия, слышал его стоны и крики…
Рука Артагира, все еще лежащего рядом с эльфом, погладила его по бедру, потом пролезла между ног и снова стиснула его мужское достоинство.
— Он все еще твердый, Морадан, — с удивлением сказал молодой человек. — Это свойственно эльфам?
О нем снова говорили в третьем лице, как будто он неодушевленный предмет, и Гилморну было неприятно это слышать.
— Откуда мне знать, я никогда раньше не спал с эльфами, — усмехнулся Норт. — Почему бы тебе не спросить его самого?
Артагир перевернул Гилморна на спину и оседлал его бедра, не разжимая руки, пленившей его интимный орган.
— Сдается мне, эльф, ты хочешь еще, — проговорил он с хитрой блудливой улыбкой, подкрепляя свои слова сжатием пальцев.
Происходящее казалось Гилморну нереальным. Из глубин его души поднималось какое-то незнакомое упоительное чувство, сродни восхищению и восторгу, когда он смотрел на склонившееся над ним лицо с растрепанными, прилипшими ко лбу белыми волосами, с глазами, в которых плясало пламя свечей — и пламя желания. Артагир был как демон. Воплощенное зло, воплощенное сладострастие, вожделение, жажда. Прекрасный в своем падении.
Татуировка на плече и золотые украшения повсюду — на шее, в ушах, на запястьях — придавали ему вид одновременно вульгарный и эротичный. Эльфу не надо было приглядываться, чтобы опознать рисунок: черный с серебром дракон с распростертыми крыльями. Артагир носил серьги не только в обоих ушах, его соски и пупок тоже были пробиты и украшены маленькими золотыми колечками. Гилморн вдруг подумал, каково это — коснуться такого колечка языком… и тут же устыдился своих мыслей.
— Скажи, эльф, это в обычае твоего народа — всегда быть готовым к постельным развлечениям?
Гилморн молчал, сжав зубы.
— Отвечай ему, Гил, — скомандовал Норт.
— Я не… Это… это ничего не значит. Всего лишь реакция на прикосновение, — хрипло проговорил Гилморн.
— Очень интересно, — протянул Артагир. — Я знаю людей, которые все свое состояние отдали бы за такую «реакцию». Значит, стоит только зажечь в тебе пламя, и его трудно погасить?
— Я сказал тебе уже, что это не означает желания, и готов повторить снова.
Артагир тихонько засмеялся и наклонился ниже к Гилморну, так что волосы его почти коснулись его лица.
— Конечно, как слезы не означают печали, как смех не означает веселья. Ты лжешь очень неискусно, эльф.
Гилморн отвернулся, не желая смотреть ему в глаза.
— Пожалуйста, не заставляй меня говорить о таких вещах. Среди эльфов это не принято, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и ровно.
«Я ненавижу свое тело. Оно меня предает. Как может быть плоть эльфа так слаба?» — подумал Гилморн с отчаянием, чувствуя, как ладонь Артагира на его члене начинает двигаться вверх-вниз, лаская его медленно и плавно. Стиснув челюсти и вцепившись пальцами в простыню, он заставил себя лежать неподвижно, не двигаться навстречу этой руке.
— Ты будешь говорить о том, о чем я захочу, эльф, — промурлыкал Артагир.
— Я не слышал, чтобы мой господин приказал мне выполнять все твои желания, — прошипел Гилморн сквозь сжатые зубы.
— Черт возьми, Морадан, он еще способен дерзить, когда я дрочу его член! — воскликнул Артагир со смехом. — Скажи мне, эльф, что ты хочешь меня. Хочешь, чтобы я продолжал.
— Нет! — выдохнул Гилморн.
— А сейчас? — и Артагир сдвинулся вниз к его коленям и лизнул его член горячим влажным языком.
Гилморн издал бессильный стон.
— Ты хочешь этого, эльф? Скажи мне.
Язык смертного дразнил, терзал чувствительную кожу. Каждое его прикосновение высекало искры, посылало мурашки по всему его телу.
— Нет… О Эру… Нет… — простонал он.
— Арт, ты доведешь его до помешательства, — с притворной строгостью сказал Норт. — Он никогда не сознается, что хочет.
— Что ж, тогда я прекращу, — произнес Артагир, прекратив сладкую пытку и оставив Гилморна дрожащим и потерянным.
Он встал с кровати, ушел в другую комнату и вернулся с откупоренной бутылкой вина, отпивая по дороге прямо из горлышка. Он прилег на кровать рядом с Гилморном и провел ладонью по его груди и животу.
— Кажется, я понимаю, почему он сводит тебя с ума, Морадан, — сказал он со странным задумчивым выражением на лице. — Такой нежный, такой чувствительный… Сильный и гордый при этом… Стыдливый и одновременно страстный… И прекрасный, как каждый чертов эльф.