Устроившись в кресле, Гилморн раскрыл на коленях свою последнюю находку — харадскую книгу с картинками. Текст он, конечно же, не понимал, зато картинки были диво как понятны. Они красочно изображали разные виды и способы любви. В том числе и между мужчинами, что Гилморна не удивило. Он уже был в курсе харадских нравов. Итилиенских, впрочем, тоже. Сами картинки не слишком поражали воображение. Почти все он уже испытал на собственной за… хм… шкуре. Гораздо познавательнее были рисунки с участием женщин, хотя принципы любви в целом, похоже, были одинаковы по всей Арде: используй все, чем тебя наградила природа, к обоюдному удовольствию партнеров.
Задумчиво он перелистывал страницу за страницей. Варда Элберет, как он устал сдерживать свой язык и строить из себя невинного идиота! Амрис бросал на него тоскливые взгляды, но не решался ухаживать открыто. Он только касался руки эльфа при каждом удобном случае, прижимался к плечу, показывая ему старинные книги из замковой библиотеки, поддерживал стремя, хоть для эльфа это было совершенно излишней услугой… и самому Гилморну все труднее было не обращать внимания на близость молодого стройного мужского тела. Удерживало его только обещание, данное самому себе — что лорд и леди Эргелиона станут его любовниками одновременно. О леди, а не об ее названом брате мечтал он одинокими ночами.
Найра всегда была к нему благосклонна, но не более того. Слава Эру, после той охоты она стала общаться с ним свободнее, чем раньше, чаще улыбалась, расспрашивала о Лихолесье и сама рассказывала о жизни в замке — но больше слушала, чем совершенно покорила его сердце. Раньше его редко кто слушал. Или просто никто не внушал ему желания говорить? Зато перед Найрой он становился таким сладкоголосым и речистым, что сам себя не узнавал. Даже желание соблазнить ее отходило на второй план. Оставалось только сочувствие к бедной девушке, которая с рождения оставалась пленницей в замке — сначала своего отца, потом мужа. Дальше ближайшего городка или соседнего поместья она никогда не выезжала, и теперь Гилморн счастлив был стать ее ушами и глазами, ее палантиром, показывающим дальние страны и незнакомые города.
— А за Ривенделлом лежит Арнор, которым когда-то правили потомки нуменорцев, основавших Гондор, и Анарион, отец Исилдура, именовался королем Арнора и Гондора. К северо-востоку от Арнора лежит таинственный Ангмар, владения Короля-Призрака, который служит Черному Врагу. К западу от Арнора — Серые Гавани, Митлонд, где Кирдан-Корабел строит корабли для эльдар, отплывающих в Аман, благословенный край, где земля течет молоком и медом. А между Арнором и Серыми Гаванями лежит Эриадор. Говорят, это зеленая и счастливая страна, населенная полуросликами, или хоббитами — веселым народцем, любящим поесть и выпить. Я видел одного, когда жил в Ривенделле. Он славен своими приключениями и дружбой с великим магом Гэндальфом…
Глаза ее горели, когда она внимала Гилморну, и проворные пальцы замирали над шитьем, которым она занималась в свободное время, как приличествует благовоспитанной леди. Но Гилморн знал, что с куда большей охотой она держала бы в руках лук и стрелы или поводья коня. Леди Найравэль обладала неукротимым духом, который в неволе не угас даже после многих уроков смирения. И все искусство Гилморна строить глазки мужчинам с ней не годилось. Положившись на интуицию, он прикинулся скромным, стыдливым, целомудренным и несчастным, и очень скоро Найра прониклась к нему безмерным сочувствием. Путь она не любила мужа, но у нее все-таки был собственный дом и малютка-сын. А «бедному лорду Эннеари» предстояло прожить свою жизнь в одиночестве, так и не познав любви, не обзаведясь семьей и домом.
Эта роль не представляла труда для Гилморна, и слезы к глазам подступали настоящие.
Ему так хотелось любви — горячей и короткой любви смертных, особенно теперь, в преддверии осени с ее промозглыми холодными ночами. Об этом он и думал над раскрытой книгой, на страницах которой мужчины и женщины сплетались в любовных объятиях. Он даже не сразу расслышал легкую поступь Найры на лестнице, она успела одолеть к тому времени три пролета. Должно быть, снова несет ему подогретое вино и свечи. Леди беспокоилась, что он испортит себе глаза в темноте, и он не собирался ее разубеждать. Забота была приятна, к тому же со светом становилось уютнее.
Когда девушка вошла, Гилморн мастерски изобразил замешательство и так неловко попытался захлопнуть книгу, что она упала на пол и раскрылась на самой непристойной картинке во весь разворот. Найра взглянула туда и вся заалела, как маков цвет. Гилморн быстро подумал о том, как она выглядит без платья, и покраснел тоже. Он наклонился и поднял книгу, а Найра поставила поднос на стол и подобрала несколько выпавших листков. Выпрямившись, она оказалась лицом к лицу с Гилморном.