— Манвэ, Варда и все валар… я сплю, должно быть…
— Разве это похоже на сон? — и Гилморн медленно двинул членом туда-сюда в попке юноши. У него все еще стояло и могло стоять так долго, как ему хотелось заниматься сексом. — Хочешь еще?
Амрис вскрикнул и закинул руку на бедро эльфа. Ни слова больше не говоря, Гилморн поставил его коленями на ступени лестницы, на его собственный щегольской камзол, и трахнул еще раз. Так ему была хорошо видна татуировка на правой ягодице Амриса, и сами белые ягодицы, и этот вид заводил его невероятно. Потом они долго целовались на тех же ступенях, не обращая внимания на впивающиеся в бока твердые камни, и бедный мальчик никак не мог выпустить эльфа из объятий, слово боялся, что в то же мгновение тот растворится в воздухе. Гилморн ласкал и нежил в ладони его член, уже обмякший после двух оргазмов, запускал пальцы в шерстку в паху, которая была такой же черной, как волосы на голове, но в отличие от них кудрявой.
Они ничего не говорили друг другу. Слова были не нужны. И что они могли сказать? «Я сплю с мужчинами»? «Я от тебя с ума схожу»? Все это было очевидно.
Они перебрались в комнату Амриса и продолжили там. Юноша молча смирился с тем, что Гилморн не раздевается, приняв это за эльфийский обычай. Он сам лежал перед Гилморном голый, и эльф любовался его длинными ногами, покрытыми черным пушком, гладкой выпуклой грудью, поджарым животом, узкими бедрами. У Амриса была стройная юношеская фигура, без рельефной мускулатуры, распирающей кожу, без жесткой поросли на груди и животе, без шрамов. Он так отличался от старшего брата — и все-таки был так на него похож, и Гилморн не мог перестать думать об этом, когда Амрис алыми, влажно блестящими губами ловил его член, и от подобных мыслей у Гилморна темнело перед глазами, он засовывал член глубже в рот юноше и трахал его, как одержимый. Даже оргазм не приносил облегчения — капли его семени стекали по губам и подбородку Амриса, зеленые глаза смотрели на Гилморна развратно, блудливо, и он бросался целовать этот мокрый бесстыдный рот, едва не рыча от возбуждения.
Младший братец Норта был законченной блядью, и на заднице у него был наколот дракон.
Это наводило на кое-какие мысли.
Амрис ему все расскажет — со временем. Зачем торопить события?
У себя в комнате Гилморн разделся догола, облился холодной водой из кувшина, растерся полотенцем. Желание никуда не ушло, в крови все еще горел огонь, но от Амриса он оторвался без сожалений.
— Ты придешь еще? — спросил юноша. Гилморн ответил ему загадочной улыбкой и поцелуем. Ему так нравилось ощущать свою власть! Амрис отныне принадлежал ему. Ну, а он… наверное, он принадлежал Найре. Он ни на секунду не мог перестать думать о том, что она ждет его.
В открытое окно Гилморн видел, как большое красное солнце скатывается за верхушки деревьев. Еще полчаса — и стемнеет, и дверь ее спальни откроется для него… и будет открываться каждую ночь, если он сумеет доставить ей удовольствие.
Он оделся, тщательно переплел косички, растрепавшиеся во время постельных забав с Амрисом, и выскользнул за дверь. Ни одна живая душа не видела и не слышала, как леди Найравэль впустила его к себе.
Она была в полупрозрачной ночной сорочке, больше открывающей, чем скрывающей. Она робела, но Гилморн робел еще больше. Она взяла его за руку, он задрожал и закрыл глаза, чтобы не видеть, как ее темные соски просвечивают сквозь сорочку, но они все равно стояли у него перед глазами, и член у него стоял, как каменный. Она подвела его к постели и усадила на нее, села рядом, прижимаясь коленом, и стала расстегивать рубашку Гилморна. Он помогал ей непослушными пальцами, кусая губы, когда пряди ее волос легчайшими поцелуями касались кожи. Она задула свечу, сняла сорочку и легла на постель, потянув его за собой. Их тела встретились, нежной шелковистостью кожи, локонами волос, коленями, бедрами, плечами, локтями, ладонями, губами… Ее рот был таким нежным, мягким, сладким… дыхание пахло ванилью, волосы — молоком и медом, из ложбинки между грудями поднимался аромат мелиссы. Гилморн тонул, опьяненный, ошеломленный, очарованный. Она сама положила его руку себе на грудь, и сосок ее затвердел под ладонью. Это было как магия.