Он тихонечко совлек с Норта одеяло и увидел там то, что и ожидал. Утренний стояк — так это называется на вестроне? Гилморн старательно облизал губы, присосался к твердому, толстому стволу и не выпускал до тех пор, пока не выдоил ложку тягучей спермы.
— Хорошо я тебя натаскал, — сказал самодовольно Норт. — Давай, оближи получше.
Дождавшись, пока Гилморн выполнит приказ, он встал и начал одеваться.
Эльф следил за ним с кровати почти жалобным взглядом, пока, наконец, не решился заговорить.
— Что ты собираешься делать? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Для начала пообедать.
— А потом?
— Вероятно, потом я, как лорд и сюзерен, должен заняться делами. Ну, ты понимаешь, навести порядок в этом притоне разврата, в который превратился замок в мое отсутствие, — говоря, он так откровенно косился на Гилморна, что становилось ясно: дразнит, сволочь.
— У меня есть другое предложение, — сказал эльф уже тверже и потянулся гибким кошачьим движением. Глаза Норта сверкнули — ура, стрела попала в цель!
— Какое же? — спросил тот нарочито равнодушно.
— Ты вернешься сюда и закончишь то, что начал.
— Гляжу, тебе понравилось, мой сладенький эльфенок.
От этого обращения тепло разлилось по телу Гилморна, и он впервые за прошедшие сутки почувствовал себя уверенно.
— Можно подумать, тебе не понравилось, — он бросил на Норта хитрый взгляд из-под ресниц. — Держу пари, меня наказывать гораздо приятнее, чем кого-нибудь другого.
Норт расхохотался, и восхищение было в его ответном взгляде.
Конечно, он вернулся, и с ним будто вернулись дни плена, когда Гилморн принадлежал ему каждой клеточкой своего тела, когда Норт был хозяином его наслаждения. В те недолгие минуты, когда сознание эльфа прояснялось, он дивился самому себе — своей ненасытной жажде, страстному желанию получать удовольствие самыми изощренными способами, но еще больше он дивился Норту. Человек этот был загадкой. Всегда был, сколько Гилморн его помнил.
Он вытворял с ним что хотел, привязывал к кровати, вбивал в постель, как бешеный, объезжал, как молодого жеребца, нахлестывая плетью по бокам, терзал его плоть грубыми пальцами, целовал так, будто хотел сожрать живьем… и ни разу эльфу не хотелось, чтобы он перестал. «Как ему это удается?» — спрашивал он себя и не находил ответа.
Пока, наконец, его не озарило, в тот самый момент, когда Норт, лежа на нем, загонял ему член на всю длину и снова вытаскивал — размашисто, сильно… и все-таки бережно.
Ответ был до смешного прост.
Норт чувствовал, чего хочется партнеру. И в этом ему не было равных. Вот почему так сладко было ему отдаваться.
И кто чьим пленником был? Кто кого удовлетворял, нежный эльф сурового смертного или наоборот?
Может быть, он так хотел Гилморна именно потому, что знал, как его удовлетворить.
Дверь открывается в обе стороны, говорят эдайн.
Свидетелем дальнейших событий Гилморн не был, потому что из комнаты почти не выходил — по понятной причине. Кое-что рассказали Амрис и Найра, кое-что он сам додумал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что его отсутствие не останется незамеченным.
Амрис сам был любитель проспать завтрак, поэтому отсутствие всех остальных его не удивило. Однако, оказавшись в гордом одиночестве за столом, накрытым к обеду, он забеспокоился. Молодой человек как раз решал непростую задачу: кого ему навестить в первую очередь, эльфийского лорда или свою невестку (задача была сложна потому, что визит к эльфийскому лорду грозил затянуться до вечера, а визит к невестке мог помешать процессу продолжения рода эргелионских лордов), — как в обеденную залу, зевая, вошел лорд Амран. По его виду можно было с уверенностью сказать, что всю прошедшую ночь он ну никак не скучал. Он уселся за стол и с аппетитом принялся за трапезу, попутно расспрашивая Амриса о делах поместья.
Так и не дождавшись, что брат выразит удивление по поводу незанятых стульев, Амрис решился сам привлечь его внимание к данному факту.
— Наш эльфийский гость… эээ… нездоров, — бросил небрежно лорд Амран.
У Амриса екнуло сердце от нехорошего предчувствия.
— Я отнесу ему обед в комнату, — сказал он поспешно. Брат махнул рукой, дескать, делай что хочешь, и принялся за десерт.
— А твоя жена? Она хорошо себя чувствует?
— Она чувствует себя прекрасно, — ответил Амран, допивая вино. — Именно поэтому я запер ее в спальне. Не хватало еще, чтобы она мне изменяла в то время, пока я тут.
Приоткрыв рот от изумления, Амрис воззрился на него.
— Да, братец, да. Так-то ты берег мою честь в мое отсутствие. Чем же ты был так занят, что даже не подозревал о происходящем? Или мне следует спросить, кем?