– В каком месте она упала? – заинтересовался Константин.
– Возле козырька второго подъезда.
– Что за сигареты?
– А хрен их знает! Красная такая пачка.
– Ну и ответ! В сигаретах вы тоже не разбираетесь?
– Сам я «Беломор» курю, а остальные мне по фигу!
– Трудно с вами, – признался следователь.
– Да ладно вам, ёб-теть! Пойдемте в круглосуточный! На витрине покажу! Тим, айда за папиросами! – позвал он собаку, и радостный бульдог выскочил из кустов. – Лишь бы домой не идти, разгильдяй!
Сигареты оказались дамскими – «Данхилл».
На прощанье словоохотливый хозяин Тима вдруг предложил:
– Побазарить, что ль, с той бабой, у которой такса? Может, она тех двоих в машине разглядела? С вами она все равно говорить не будет. Осторожная, блин!
Еремин подарил ему свою визитную карточку.
«Ну вот, не зря прогулялся! – сказал сам себе следователь, садясь за руль. – Хоть и смутно, но картину преступления представить можно. Двое, мужчина и женщина, сидят в машине. Третья соучастница находится наверху, на двенадцатом этаже, в квартире Шведенко. Она должна подать им знак. Поэтому они и отъехали подальше, к мусорным бакам, чтобы видеть в окне двенадцатого этажа. И вот наконец она подает знак – красную ракету в виде прозаичной пачки „Данхилла“. Что это значит? Клиент уснул? Дверь открыта? Возможно, и то, и другое. Они подгоняют машину к подъезду. Мужчина поднимается на двенадцатый этаж. Беспрепятственно входит в квартиру. Набрасывает удавку. Происходит борьба. Шведенко, конечно же, не подозревает, что все против него. И та, с которой он провел ночь, – подсадная утка. Дальше – дело техники. Они выносят труп, расчленив его, или просто упаковывают в мешок, и мужчина тащит мешок на себе. Со стороны это могло выглядеть абсолютно невинно. Человек делает запасы картошки на зиму. Правда, их обычно делают осенью, но этот решил загодя. Труп они кладут в багажник машины и спокойно отчаливают.
Теперь разберемся, кто есть кто. Девушка наверху, по всей видимости, Констанция Лазарчук. Ее убрали на следующий день как ненужную свидетельницу. Мужчина – это наш потенциальный клиент, профессионал удавки. А вот женщина в машине – настоящая загадка. Для чего она здесь? Какие функции выполняет? Сидит на стреме? Слишком мелко для той, чьи пальчики мы дважды с Престарелым засветили – в доме бизнесмена Грызунова и в святая святых авторитета Элвиса! Хоть бы одним глазом взглянуть на эту дамочку!
Не будем останавливаться на достигнутом! Если с Констанцией Лазарчук все более или менее понятно, то мотивы убийства Шведенко до сих пор неясны. Во всяком случае это дело рук не малышей или кого-то еще из мафиозных кланов. Они действуют проще и без участия милых дам. Однако версию мести отбрасывать рановато, иначе зачем делать такие «подарки» вдове убитого журналиста. А может, все куда банальней. И дама в машине – просто отвергнутая в свое время любовница, так жестоко покаравшая обоих? В этой связи можно вспомнить гибель балерины, жены Грызунова. И убийство мальчика. Окраска мести тоже присутствует в этих делах. Вырисовывается портрет какой-то демонической женщины. А в демонических женщин я не верю! Из версии мести выпадает похищение драгоценной безделушки Элвиса. Одно можно предположить с уверенностью – все крутится вокруг этой женщины! Я чувствую, что это мозг, очень мощный мозг задуманного и осуществленного преступления!»
– Куда ты везешь меня, безумная? – Полежаев нежно коснулся губами ее виска.
Патрисия играючи управлялась со своим джипом.
– У нас сегодня большая программа. Нельзя сказать, чтобы очень интересная, но не будем заранее вешать нос!..
Она примчалась к нему во втором часу ночи, как обычно, не предупредив по телефону, хотя телефон всегда лежит в рюкзачке. Он уже спал. Она ворвалась с горящим взглядом, взбалмошная, как ему показалось, слегка навеселе.
– Тут живет мой гениальный папка?!
– Я уж думал, ты не приедешь.
– Как? Я ведь обещала изобразить балерину!
Она мигом скинула с себя одежду, одурманив его своей трогательной наготой. Он поставил «Болеро» Равеля.
– Это что надо! – кричала она, подражая. – Давай вместе со мной! Раздевайся!
– Ты с ума сошла! Я неуклюж, как медведь! А в последний раз танцевал, когда учился в школе!
– Ничего не знаю! Раздевайся! Я хочу посмотреть, как у тебя болтается эта штуковина под Равеля!
– Ты беспробудно пьяна!
– Неправда! Подумаешь, выпила капельку!
– С кем?
– О-ля-ля! Не имеет значения! Я ведь тебе еще не жена!
– Но я ведь твой папка! – вдруг обиделся он.
Патя встала перед ним на колени и сложила молитвенно руки.
– О-отче на-аш! – произнесла она нараспев. – Я встретила своего школьного друга, и мы с ним завалили в кабак. Выпили по бокалу вина!
– А не чего-то покрепче?
– Это было уже в другом кабаке и с другим приятелем!
– Меня мало волнуют твои приятели, – он постепенно начинал накаляться, – но водить в таком состоянии машину– это безумие!
– Ты меня простил? – посмотрела она виновато, исподлобья.
– Нет.
Темп «Болеро» нарастал.
Она стояла на коленях и, как в старой пьесе, простирала к нему руки. Несчастная, сгорбленная, умоляла: «Прости! Прости меня!» – и ревела навзрыд.
Сцена поначалу показалась ему неестественной, даже дикой. Он думал, это игра, но потом вдруг понял, что всерьез. Она требовала прощения. Но за что? Спьяну даже самые мелкие прегрешения могут казаться супергигантскими!
Патя захлебывалась. Ловила ртом воздух. Он опустился на пол. Прижал ее голову к своей груди. Погладил густые каштановые волосы.
– Ну что ты, маленькая? Ну что ты? Какие у тебя могут быть грехи? За что простить? Ты мой маленький ангел. Вон как глазки светятся, омывшись слезой! Так могут светиться только у ангела!
– Правда?
Она улыбнулась, и он поцеловал ее в эту улыбку.
– Какой ты ласковый! Ты говоришь, а мне кажется, что сказку рассказываешь! Мне в детстве никто сказок не рассказывал!
– Да что же они, в самом деле! Ай-ай-ай! – притворно возмущался он.
– Какой ты милый! – Она улыбалась совсем по-детски и никак не могла наглядеться на него.
Он знал, что такие взгляды – не шуточки. Их невозможно сыграть. И чем дальше она так смотрела на него, тем большую муку он испытывал.
– Я должна искупить свою вину! Я просто обязана это сделать! – Теперь она притворялась.
– И каким же это образом? – подхватил он игру.
– Сейчас увидишь, что я придумала!
Она повалила его на спину и распахнула полы его халата. Но едва ее мордочка уткнулась ему в пах, игра окончилась.
– Не надо, Патя! – произнес он строго, по-отцовски. И отстранился.
– Но почему? – недоумевала она. По лицу вдруг прошла судорога. – Я знаю почему! Тебе это делала другая! И ты никак не можешь забыть!
Она начала суетливо собираться. Находила разбросанные по комнате вещи и на ходу натягивала их на себя.
– Больше ты меня не увидишь! Какая дура! Что я себе вообразила! Он такой же, как все!
Полежаев сидел на полу и раскачивался из стороны в сторону, как правоверный иудей. Внутри все ныло от боли. Он был поражен не столько ее спешными сборами, сколько тем, как эта девчонка, которой он чуть ли не собрался читать сказки, в мгновение ока поняла, что творится в его душе.
– Не торопись! – морщась от боли, попросил он.
– Иди к черту!
Она хлопнула дверью. А потом он услышал, как заработал мотор ее «вранглера». И как он заглох…
– …Сначала мы посетим мою дорогую мамочку. Я обещала ей, что сегодня привезу жениха.
«Ну вот ты и на крючке, клявшийся никогда больше, никогда! Так тебе и надо! Не будь раззявой!»
– Твоя мамочка, случайно, не в Сибири живет?
Они ехали в районе Выхино и направлялись дальше за город.