— Командир, осталось всего восемь снарядов, — доложил наводчик.
— Рация сдохла, блин. Цепанули провода антенной. Этого еще не хватало. Мех, ты как? О, вижу название улицы. Комсомольская.
— Командир, вижу одного из наших, на перекрестке стоит. Блин, они подбиты. Там «Духи».
— Наводчик огонь!
Снова заработала пушка и пулемет. Было видно, как пули сбросили на землю бегающих по броне подбитого танка боевиков. От скопившихся пороховых газов стало першить в горле. Стоящий на перекрестке танк дымился. «439» — Сергей прочитал номер на ЗИП.
Около подбитой машины лежал один из членов экипажа.
— Это машина Манулина. Не тормози Серега! Им уже не поможем, — крикнул Костя.
Танк не сбавляя скорости, поливая пространство вокруг себя из пулемета, оставляя подбитую машину справа, промчался через перекресток. Сергей заметил упавшую на лобовой лист пушку 439й. Чеченцы выстрелили вслед из гранатометов, но лишь одна граната попала в заднюю часть удаляющейся машины.
Скорость резко упала. Серега взглянул на приборы. На искореженной панели не работала не одна стрелка. Вдобавок сильно жгло шею.
— Командир, машина подбита. Я, кажется, ранен, — доложил Сергей, ощупав шею рукой. Что-то липкое текло по спине. Посмотрев на руку, увидел, что это кровь.
— Держись Серега! Давай на перекрестке, налево. Вывози родной. Если выберемся, всю жизнь за мой счет пить будешь!
Снова повернули налево, это был довольно широкий проспект. Сергей жал на газ, но двигатель плохо набирал обороты.
Так проехали пару километров, многоэтажная застройка заканчивалась, и впереди справа показались одноэтажные домишки. Вдруг в башне снова полыхнуло пламя. В наушниках раздался чей-то нечеловеческий вопль. А попадания следовали один за другим. Еще и еще.
После последнего здорово тряхнуло, рычаг правого фрикциона провалился. Крутанувшись на одной гусенице, танк резко встал, двигатель заглох. Запахло гарью и дымом, пушка и пулемет молчали.
Как будто молотом шарахнуло по голове. Придя в себя, осмотрелся. В нос ударил запах свежего мяса, и какой-то новый приторно сладкий запах, так пахнет человеческая кровь.
Нажав тангету передатчика, прокричал.
— Командир, машина подбита!
Тишина.
— Командир, Анрюха! — позвал он экипаж.
Голова раскалывалась от боли. Сдерживая готовый вырваться стон, заглянул в башню. Командир, неестественно вывернувшись, лежал под казенником пушки. По остекленевшим его глазам, Сергей понял, что он мертв. Заглянул к наводчику, тот сидел, откинувшись назад, из уголков глаз и рта сочилась кровь. Раздавался хрип.
«Надо выбираться» — подумал Сергей и отдраил люк. Тусклый солнечный свет ворвался в полумрак железной коробки. Следом ворвался и грохот боя.
Выбравшись из танка, открыл люк наводчика, в котором было странное оплавленное отверстие, раньше его не было. Начал тащить за шиворот бушлата и отшатнулся. Тело наводчика было разорвано кумулятивной струей, пробившей слабую броню люка.
По броне, горохом, ударила автоматная очередь. Сергей, выдернув из башни автомат, прыгнул за танк и огляделся. Некогда грозная машина, была изуродована. Закрылки отсутствовали. Не было и части фальшборта. Наружные топливные баки, на правой надгусеничной полке, словно вскрыли огромным консервным ножом, весь борт был залит соляркой. Ветрозащитный щиток на командирской башенке зиял огромной пробоиной. Зенитный пулемет был покорежен. Подбитая машина стояла на границе высотной застройки и одноэтажного частного сектора. Недалеко виднелся аккуратненький заборчик, за ним домик с синенькими резными окошками и жестяными петухами на черепичной крыше. Рядом с домом торчали расщепленные, исковерканные снарядами яблони и груши. Вырванные страшной силой и поломанные деревья портили впечатление, производимое сказочным домиком. Решил уходить туда. Тем более по нему начали стрелять и фонтанчики от пуль ложились все ближе и ближе. По закопченному снегу и вязкой грязи, намешанной гусеницами и колесами, побежал к дому. Вокруг грохотали разрывы мин и снарядов. Свист осколков и фырчанье пуль неприятно резали слух. Языки пламени вырывались из окон горящих зданий, расстрелянных скорострельными пушками боевых машин. То там, то здесь поднимались черные столбы дыма — горела техника. В воздухе висел запах гари и сгоревшей взрывчатки. Слышались крики и предсмертные вопли гибнущих людей. В грязи и на черном от дыма снегу лежали изуродованные трупы. Сажа хлопьями кружилась над улицами города. Останки людей, разорванных звериной силой взрывов, висели на ветвях, укрытых снегом деревьев.