Выбравшийся из блиндажа заспанный Громов, разбуженный стрельбой, удивленно посмотрел на них.
— Вот придурки обкуренные. Ведь спать не даете, гоблины!
— Лапа-а-а! Там еще и гоблины-ы-ы! Измена-а-а!
— О-о-о. Серый, точно гоблины, стреляй, а то они утащут нашу Годзилу!!!!
В палатке звенела гитара, надрывая глотки, мужики пели «Десантную». К гитаре присоединилась гармонь. Кто-то начал стучать по пустым патронным цинкам — в такт мелодии.
«Развязали языки, и пошло про службу, Про прыжки и про броски, вобщем все что нужно!Наливай Юрок опять, а я возьму гитару. Что ребята Вам сыграть? С чьего репертуару?
Посидим, пока рассвет не начнет вторжение. Эх! Ты синий мой берет, да тельник в утешение!»Сергей сидел на лавочке около палатки. К нему подошел Герман. Вытащил сигареты и спросил.
— А ты, что не гуляешь?
— Ты ведь знаешь, я с зеленым змием не дружу. — Сергей вытащил зажигалку.
— Сколько ты здесь, не надоело? Я вот, второй раз поехал и понял, что это не для меня. — Герман затянулся сигаретой.
— Сколько? Я и сам уже не помню. Начал в 94, ранение, госпиталь, потом 96, снова госпиталь. И вот, с 1999 опять сюда. Считай лет пять. Втянулся. Как на работу хожу. Война, странная штука. Она либо отторгает тебя, либо затягивает. Меня затянуло, не могу без этого. Дома посижу месяц, чувствую, снова тянет. — Сергей говорил, глядя куда-то в даль.
— И не страшно? Убить ведь могут.
— Могут. Страшно. Я же человек, и тоже боюсь как все. Перед каждой стычкой мандраж, а потом. Работать начал — все проходит.
— Мне говорили, ты сам себя гранатой рвал? Это правда?
— Да. Испугался, что в плен попаду. Вот от страху и рванул чеку. А что потом, не помню. Вспышка, удар и все.
— Бывают же чудеса. — Герман смял окурок и бросил в стоящую неподалеку урну.
— Бывают. Слушай командир, я тут вот о чем подумал. У нас выносной пост практически не укреплен. Если заваруха, выкосят там всех в пять минут, а потом за остальных возьмутся. Сверху по нам удобней стрелять. — Сергей посмотрел на Германа.
— Что предлагаешь?
— Нужно укрепить, хоть мешками с песком. Мешки у начпрода возьмем. Один «Утес» туда поставим.
— Дельно. Но таскать их на третий этаж, а потом на крышу — тяжело.
— Тяжело. Но как говорил великий Суворов. Тяжело в учении — легко в бою. Придумаем что-нибудь, лебедку сделаем. Нормально все будет.
В этот момент из палатки послышался гулкий топот сапог, палатка пошла в пляс. «Цыганочка» удалась на славу:
«Не забудем третий тост, не нарушим слова.
Встанем. Хлопнем в полный рост, за Саньку Соколова.
За всех тех, кто в цинк одет, кто с нами не присядет.
Не разделит наш банкет, бабу не погладит.
Самый тонкий нерв задет, и в душе крушение!!!
Э-э-эх! Ты синий мой берет, да тельник в утешение!!!
Палатка распахнулась из нее вывалился пьяный Гусь, увидев Германа, он заикаясь и шепелявя одновременно, начал гововорить.
— Тааа — ик — рищь, ма-а-а — ик — ер. А-а-а мы тут песни-ик, поем. Х-х-хотите с-с-с нами?
Отдал честь и куда-то пошел по своим пьяным делам.
Мимо, гавкая, как собака, проперся Серега Куров. За ним, весело тявкая, бежали три отрядных щенка, неизвестной породы — Гильза, Пуля и Патрон. Следом, с паническим блеянием, бежал козленок Афанасий. Козленка украл Вдова, на одной из зачисток. С недоумением, глядя на эту процессию, подошел «Чубайс»- большая рыжая дворняжка, которая жила в отряде. Чубайс был отрядным талисманом. Увидев Сергея и Германа, он подбежал к ним. Сергей почесал собаку за ушами.
Это была умная собака. Он родился под бомбежками, умудрился выжить. Жизнь на войне многому научила его. Чубайс два раза подрывался на бандитских растяжках, был контужен. Он научился выискивать смерть, которой была засеяна эта земля. И эти суровые, но ласковые к нему люди, пользовались этим. Собака спасла несколько человек, от подрыва на минах. Чубайс просто садился перед минами и бросался на бойца, подходящего к опасному месту. Существовали другие люди, которых собака ненавидела. Внешне они не отличались от людей, с которыми жил пес. Такая же одежда, оружие. Но они, всегда пытались пристрелить Чубайса, и он это запомнил. Не разбираясь в национальностях, собака умела отличать чеченцев от русских. И горе чеченцу, забредшему к расположению отряда. Молча, как волк, Чубайс подкрадывался и бросался на человека сзади. Русских, он не трогал.
— Куров, ты что разбрехался? — окликнул, вновь появившуюся из-за угла палатки, процессию Герман.