— Что бы вы хотели услышать, герцогиня? — Он улыбнулся лично матери Венсана.
— Что-то, что вы особенно любите. Пусть завершение этого вечера будет приятным.
— Вы играете на фортепиано, Ваша Светлость? — вдруг спросил Люмьер.
Она скромно улыбнулась и кивнула.
— Сыграете со мной дуэт для скрипки и фортепиано? — Он достал из футляра сложенные нотные листы. — Надеюсь, моя музыка придется вам по душе.
— С удовольствием, месье Люмьер.
Она улыбнулась и приняла сложенные листы из его рук.
— Зовите меня по имени, со мной ни к чему столь явная официальность. — Люмьер отошел к роялю и встал перед ним, ожидая, когда герцогиня займет место за клавишами.
Расправив складки платья, Жозефина села за инструмент и, проведя кончиками пальцев по клавишам, кивнула. Виктор приставил скрипку к плечу, вскинув руку с изящностью танцора балета и опытного скрипача, посмотрел на Жозефину, приготовившись играть, как только она проиграет часть композиции. Как только первые ноты прозвучали, Жозефина погрузилась в меланхолию. Она думала о Венсане. Последний год дался ей тяжело, но она стойко преодолевала все трудности с поднятой головой. Сегодня был хороший день, но ничто в этом мире не могло дать ответ на вопрос, каким будет завтра.
Виктор слушал собственную музыку, которую никогда не слышал. Он писал ее, но играть на двух музыкальных инструментах одновременно не мог. Он вступил чуть более внезапно, но мелодия плавно перетекла в дуэт, очень своеобразный и очень сложный. Вся музыка Люмьера была непростой, причудливым нотным кружевом. Он закрыл глаза, играя на своем самом родном инструменте, который был продолжением его руки, мысли и даже души. Когда мелодия подошла к концу, Жозефина обнаружила, что ее лицо было мокрым от слез. Она поспешно достала носовой платок, но это движение не укрылось от взора Люмьера. Виктор опустил скрипку и вздохнул, чуть улыбнувшись.
— Вы прекрасно играете.
— Благодарю, вы были изумительны. Достойны своего отца.
— Это честь для меня, слышать от вас эти слова, Ваша Светлость.
— Отца? — Люмьер повернул голову и посмотрел на герцога. — Этого мальчишки? Не знал, что среди твоих знакомых есть кто-то подобного круга.
— Его отец был великим скрипачом, — парировала Жозефина, с укоризной смотря на Анри.
— Таким уж великим? — Голос был пропитан таким скепсисом, что Виктору аж захотелось передернуть плечами от ощущения неприязни.
— Даже такому ворчуну, как ты, понравилась бы его игра. Его смерть большая потеря для всех нас. Примите мои соболезнования.
— Отца нет уже двадцать пять лет. — Виктор увидел, как герцог хотел что-то еще добавить. — Пожалуйста, Ваша Светлость, я настоятельно прошу вас не говорить ни слова о нем. Иначе нам с вами придется выяснять кто прав, а кто виноват, уже за стенами дома и совершенно не аристократическим способом, а мне очень не хотелось бы расстраивать в первую очередь вашу жену, одну из самых поразительных женщин, которых я встречал.
Анри смерил его тяжёлым взглядом, но промолчал. Люмьер оставил ноты Жозефине, добавив, что и так знает все свои композиции наизусть, и убрал скрипку в футляр.
— Уже вечереет, и мне кажется, что мы слишком сильно испытываем вашу доброту. Благодарю вас, что дали возможность увидеть его. Сообщите мне… если что. Хорошее тоже.
— Обязательно. — Она поднялась и взяла его руки в свои. — Еще раз спасибо вам за то, что пришли.
— Мне кажется, вы с моей мамой нашли бы общий язык, — невзначай сказал Люмьер. — Простите, наверное, это слишком. Вы очень добры.
Спустя несколько минут Виктор и Себастьян прощались с обоими хозяевами дома в холле — герцог больше прощался с Эрсаном, заканчивая какой-то очень важный разговор, а Люмьер все никак не мог попрощаться с Жозефиной, к которой теперь испытывал какую-то близкую к сыновьей нежность. Они оказались на улице, где было холодно и даже сыро, но Виктор предложил пройтись до дома и заглянуть куда-нибудь за ужином. Почему-то ему хотелось чего-то простого, как киш или луковый суп.
========== Глава V ==========
Ближе к десяти часам вечера в особняке де ла Круа стали гасить свечи. Гости покинули дом уже много часов как, но герцог все еще переваривал разговоры, потягивая коньяк и иной раз прикладываясь к папиросам, которые не были его любимой вредной привычкой. Несмотря на визитеров, день оказался достаточно спокойным по той причине, что Венсан был либо в умиротворенном настроении, либо спал. И пусть на общий ужин он не вышел, но сама атмосфера в доме была другой.
Анри, хоть и выказывал всем своим существом, насколько ему неприятно присутствие Виктора Люмьера, совершенно будучи не в силах объяснить точно почему, но не мог не заметить, что тот провел наедине с его сыном достаточно много времени, пока они с Себастьяном беседовали. И, возможно, причиной того, как себя чувствовал Венсан, был именно этот зарвавшийся мальчишка.
Герцог отмечал его непростой характер и остроту языка. Он умело парировал, не уступал ни одной нападке, не позволял себя унизить. Хотя бы уже за это, возможно, Люмьера можно было уважать. Стоило сказать, что ожидать гостей, тем более двоих, он не намеревался. Жена, которая решила все сама, изрядно его удивила.
Когда коньяк в бокале кончился, он поднялся, чтобы пройти в спальню. Зная, что Жозефина уже сидит за трельяжем, распуская волосы и готовясь ко сну, Анри решил ненадолго занять ее, прежде чем сам отправится в ванную комнату, смывая с себя прошедший день. В отличие от многих супругов, они спали в одной комнате. И пусть кому-то могло бы показаться, что подобное — дань немцам или испанцам, которые предпочитали общую супружескую постель, они спали в одной постели с самой первой ночи, и в этом не было ничего неправильного.
— Он был сегодня совсем другим, — начала Жозефина, проводя гребнем по длинным блестящим волосам.
Анри подошел к жене, забирая у нее из рук аксессуар, чтобы помочь. Ему нравились ее волосы. Аккуратно, прядь за прядью, он продолжил ее вечерний туалет.
— Как бы я не хотел это признавать, но да. — Герцог посмотрел в глаза Жозефины через отражение в зеркале. — Мальчишка, этот Виктор, интересно на него… влияет.
Она улыбнулась печальной улыбкой и принялась наносить крем на нежную бледную кожу.
— Если бы он мог приходить чаще, возможно смог бы сдерживать вспышки гнева Венсана. Последние разы были совсем невыносимы.
— Я удивлен тому, что Себастьян завел с этим артистом отношения, — возможно, впервые подобное обращение из уст герцога не звучало пренебрежительно. — Не удивлюсь, если Венсан тоже выкинул нечто подобное. А то с чего бы ему так трепетно относиться к его появлению? — Анри закончил с расчесыванием волос и положил ладони на плечи Жозефины. Его руки были горячими. — Почему ты пригласила его?
— Себастьян волен делать все, что хочет, — проговорила Жозефина оборачиваясь к нему. — Я пригласила Виктора оттого, что думаю, он очень близок сердцу нашего сына.
— Насколько я понимаю, портрет на стене в комнате Венсана — его.
— Именно, Венсан сам его написал.
— Что до Себастьяна, то едва ли хоть кто-то сможет ему что-либо запретить. И, пусть я не одобряю подобные веяния и желания, но не могу не согласиться, что Люмьер… Не самый недостойный человек. — Это признание далось герцогу словно бы с усилием.
Она легко коснулась губами его ладони.
— У меня есть стойкое ощущение, что он совсем не так плох, как тебе кажется. — Ее тонкие пальцы обвили его запястье и Жозефина посмотрела на него серьезно и вдумчиво. — Он хорошо влияет на них обоих.
— Я понимаю, что он может влиять на Венсана. Но на Себастьяна? — Он взял ее руку в свои, накрыв ладонями.
— Он стал мягче и, кажется, счастливей. Возможно, от твоего мужского взгляда это и укрылось, но мы — женщины, умеем видеть подобные вещи.
Герцог отошел от жены и присел на кровать, вздохнув.
— Если этот мальчик сможет что-то сделать для Венсана, это будет хорошо. Боюсь, что больше нам не во что и не в кого верить.