— Позволь облегчить твою боль, — Себастьян серьезно посмотрел на него и осторожно погладил травмированное колено.
— Ты видел, как я упал тогда, на репетиции. Я уже тогда знал, что это конец моей танцевальной карьеры. Но, — он сделал паузу, — что ни делается… — Виктор улыбнулся. — Сейчас я счастлив.
Люмьер встал, опираясь на правую ногу, чтобы снять с себя брюки, ведь колено было умело затянуто повязкой, которая фиксировала сустав практически всегда. Ежедневные долгие занятия дома и долгие пешие прогулки не были чем-то оздоровительным для него. Виктор сел обратно на сидение, поворачиваясь к Эрсану и в очень дамской манере закидывая ноги тому на колени. Стоило бы уточнить, что Виктор, будучи очень высоким, обладал особо изящными и сильными ногами.
— Да, я предполагал, что так будет, — задумчиво произнес Эрсан. — Но я никогда не желал тебе вреда. И твое счастье для меня важнее всего.
Он осторожно развязал повязку и принялся аккуратно массировать поврежденное место.
— Я догадался, когда разговаривал с тобой в фойе, что ты захотел меня на роль Принца. — Виктор усмехнулся. — Ведь почему только я мог его танцевать, и ни у кого не было права вмешаться и изменить решение. — Люмьер откинулся на стенку купе, потом наклонился и достал из одного саквояжа, что остался на соседнем сидении, стеклянную баночку с мазью, пахнущей мятой и лавандой. — Я знаю, что ты не хотел сделать из меня калеку. Ты просто хотел видеть, как я танцую. — Виктор смотрел на него, улыбаясь, чувствуя невероятное тепло, разливающееся внутри. — Я люблю тебя.
— Я был очарован твоим танцем, — произнес Эрсан, продолжая растирать колено Люмьера. — И я тебя люблю.
Слова, произнесенные Люмьером, всколыхнули в его памяти образ Ива. Сколько лет он в своих молитвах умолял Бога, чтобы тот позволил их услышать. И вот его мечта стала явью. Они впервые сказали друг другу эти слова.
Виктор немного дёрнулся, когда Себастьян задел то самое место, которое сильнее всего обычно о себе напоминало.
— Нежнее, душа моя. Трогай меня, как в первый раз. Как когда Аид соблазнял Персефону.
Себастьян обхватил его колено обеими руками и принялся покрывать его легкими поцелуями. Виктор пересел к возлюбленному на колени, обнимая за шею и вовлекая в долгий поцелуй. Поездка обещала быть быстрой, но приятной.
Дождь, начавшийся в Париже прошлым утром, практически не переставал до самого Руана. Он прекращался совсем ненадолго, чтобы с новой силой начаться, заливая просторы Нормандии, тонкой завесой сочась из темных, тяжелых туч. Виктор практически не оставлял Себастьяна, то обнимая его и разговаривая, то мимолетно целуя, зная, что у них не будет на это особой возможности, ведь ближайшие три дня, что планировалось провести в доме Люмьеров, они могли быть лишены не только близости, но и подобных выражений чувств, ведь Виктору было неловко вести себя так перед матерью.
К четырем часам, когда поезд начал прибывать на станцию, они привели себя в порядок и к тому моменту уже успели выпить по чашке предложенного чая в вагоне-ресторане. Виктор взял себе оный с лимоном и мятой, а еще очень сладкий, но Люмьеру он пришелся по душе.
Виктор писал матери, чтобы она их не встречала, и был рад, что так задумал, ведь стоило им выйти из поезда, как дождь едва ли не утроил свою силу. Когда они наспех поймали экипаж, то забрались в фиакр, и Виктор сперва назвал адрес цветочного магазина, а потом и домашний, чтобы зря не терять ни минуты. Он собирался купить матери какой-нибудь приглядный букет, хотя та относилась к цветам достаточно спокойно, считая, что нет ничего лучше, чем видеть, как они растут, а не как увядают в вазе.
Весь путь занял порядка сорока минут, когда у Люмьера оказались нежнейшие тюльпаны, привезенные из самой Голландии. Экипаж остановился у дома Люмьеров, и Виктор пригласил Себастьяна:
— Добро пожаловать в мой дом, — спускаясь с подножки и собственным ключом открывая дверь. Стоило лишь зайти, как их встретило тепло, приятный аромат сахара с ванилью и кофе.
Себастьян бросил на него внимательный долгий взгляд, а затем улыбнулся ему. В этот момент он отчего-то размышлял о Венсане. Он знал, что Виктор привозил его в Руан позапрошлой весной. Он внимательно следил за крестником все время, поглядывая время от времени и на Виктора, хотя ко времени их поездки его интерес в отношении де ла Круа почти угас. И вот теперь он здесь с Люмьером. Несмотря на то, что он умел держать свои эмоции под контролем, Себастьян нервничал. Помнит ли его мадам Люмьер? Понравится ли он ей или она заподозрит что-то неладное?
— Мама, — Виктор позвал ее. — Я дома. — Элизабет поспешно вышла из кухни, чтобы как можно скорее подойти к сыну и обнять его. Они не виделись слишком давно. Люмьер обнял мать, крепко прижав к себе, и сказал: — Я так по тебе скучал. Прости меня, что я не мог приехать раньше.
Элизабет отстранилась, смотря на сына, спокойно улыбаясь, едва заметно.
— Я рада, что ты здесь.
— Позволь представить тебе, — Виктор посмотрел на Себастьяна, сделав паузу, подбирая слова, — моего супруга. Не по закону, но по сути.
— Здравствуйте, месье Эрсан, верно? Виктор несколько раз писал о вас. Вы действительно очень представительный мужчина. Не откажетесь от чая с мятой и малиной? Погода располагает.
Виктор был поразительно не похож, вообще ничем, на свою мать. Только лишь завитком волос.
— Благодарю вас, не откажусь, — Эрсан улыбнулся, от чего вокруг его ярких кобальтово-синих глаз появились небольшие морщинки, которые нисколько не портили его. — Мадам, должен отметить, вы прекрасно выглядите. Я рад познакомиться с вами.
— Очень приятно это слышать. Это взаимно. Мы с вами раньше нигде не встречались? У вас столь интересная внешность, что мне кажется, я могла вас где-то видеть.
Они прошли на кухню, где Виктор первым делом поставил цветы в большую вазу и гостинцы, которые купил специально к столу, расположил на том, застеленном дорогой скатертью с вышивкой. Люмьер отметил, что мать очень умело и изящно распорядилась деньгами. Дом стал куда уютнее и презентабельнее, а ее собственное платье поразительно дороже. Виктор даже не стал гадать, сколько оно могло стоить.
— Я бы обязательно запомнил это, — с улыбкой произнес Себастьян. Он не был намерен раскрывать карты своего прошлого. Ведь женщины всегда видят суть вещей. Он понимал, что упоминание той единственной встречи с Ивом Люмьером могло навлечь некоторые подозрения на его нынешние отношения с Виктором.
Элизабет улыбнулась, а потом разлила чай по чашкам и предложила десерт — пирожные с ванильным кремом. Мадам Люмьер присела за стол, когда Виктор принялся сам расставлять посуду, молча помогая матери.
— Чем реже я тебя вижу, тем больше ты меняешься. — Она обратилась к Виктору.
— Меняюсь? — Люмьер посмотрел на нее через плечо, на секунду обернувшись.
— Внешне, определенно. — Больше она ничего не ответила, а после обратилась к Себастьяну: — Расскажите мне, как вы познакомились?
Себастьян на секунду задумался, а затем стряхнув невидимую пылинку со своего костюма, посмотрел прямо на нее.
— Я увидел Виктора в театре и затем предпринял несколько попыток, — он усмехнулся, пытаясь сосчитать сколько же писем было послано и сколько подарков возвращено, — пригласить его отужинать со мной. Так начались наши встречи.
— Себастьян три года добивался моего внимания.
Элизабет с удивлением посмотрела на Эрсана.
— А вы поразительно настойчивы! — Она не могла сдержать улыбку.
Виктор взял одно пирожное и отпил чай.
— А чем вы занимаетесь? — Мадам Люмьер задавала предсказуемые вопросы, но было совершенно ясно, что Виктор ничего ей не рассказывал.
Эрсан ничуть не смутился и сделал глоток из своей чашки.
— По большей части государственными делами. Часто моего внимания требуют вопросы, связанные с культурой и образованием, а также железными дорогами. Виктор долгое время был моим секретарем и достаточно хорошо осведомлен насколько важными бывают некоторые из моих встреч.
— Я встречал таких людей, которые с порога бросали мне принести им чай, при том, что я не был прислугой в доме. Знаешь, такие неприятные мужчины лет за шестьдесят, из которых сыпятся деньги и песок, а сами по себе напоминают яйцо на ножках. Я думал всегда, что это лишь карикатурное изображение чиновников. Но нет.