— Ох, Вик, — Элизабет качнула головой и также ответила ему усмешкой, — никакого воспитания.
— Зато мне достался самый статный и красивый государственный деятель.
— Как женщина, не могу с тобой не согласиться.
— Должен вам сообщить, что среди моих соратников есть много весьма достойных людей, — со смехом произнес Эрсан.
— Один человек даже умудрился плеснуть мне в лицо бокал вина один раз, а в другой раз чай, и слава Богу, что он был остывший! Я просто не согласился с ним, что должен был покинуть кабинет. Ты как раз должен помнить тот момент. Ты разорвал с ним деловые отношения и Клодетт вылила ему за шиворот целый кувшин воды. Я был ужасно польщен.
Элизабет хихикнула, а потом засмеялась. Виктор рассказывал историю в лицах, активно жестикулируя и смотря на Себастьяна с неприкрытой любовью и обожанием.
— Да, я бы взглянул ему в лицо, но после той истории он уехал в Нормандию и покинул свой пост.
— Пока ты работал в театре, насколько я помню, у тебя тоже были постоянные конфликты. — Элизабет внимательно посмотрела на сына.
— Не без этого.
— Только не бей никого лишний раз, пожалуйста.
— А не лишний — можно?
— Можно. — Она покачала головой и посетовала: — Погода сегодня шепчет. К сожалению, нам не удастся погулять, если дождь не успокоится.
— Я могу поиграть на скрипке.
— Сыграешь свой пятый концерт?
— «Руанские вечера»?
— «Руанские вечера».
Элизабет пригласила Себастьяна перейти в гостиную, а сама забрала чай на подносе и большинство угощений, чтобы поставить их на столик. Пока Виктор занимался приготовлением скрипки к игре, Элизабет спросила у Себастьяна:
— Вы его в самом деле так любите, — она очень внимательно посмотрела в глаза Эрсана, — что сделали ему предложение?
— Да, мадам, — коротко ответил Себастьян, и то была чистая правда. Он действительно любил Виктора почти так же сильно, как любил Ива. Но Ив теперь стал лишь воспоминанием, когда Виктор состоял из плоти и крови.
— Думаю, вы понимаете мое беспокойство. Сколько бы моему сыну ни было лет, он все равно мой ребенок.
— Прекрасно понимаю вас и могу заверить, что в моих словах есть истина.
— Я вам верю. — Элизабет кивнула. — Его отец устроил бы вам допрос с пристрастием, но, думаю, вы бы пришлись ему по душе. Вы очень сильный человек.
— Благодарю, мадам. Уверен, мы бы нашли общий язык. Это он? — Эрсан указал на портрет.
— Да. Почти в том же возрасте, что сейчас Виктор. Портрет написали в Антверпене летом сорок седьмого. — Она вздохнула. — Виктор уже не просто похож на него. Я поражена тому, что он взял от него все.
— Да, вы правы. Сходство поразительно, — произнес он ровным голосом, чувствуя, что внутри него разгорается буря эмоций.
— Внешность, характер и талант. Чистое воплощение Ива. Он разве что чуть более сдержан. Мой муж имел свойство ставить людей на место в любой неугодной ему ситуации. И делал это иной раз достаточно жестко.
— Вы не поверите, но Виктор тоже способен на такое. Однажды на похоронах жены моего крестника он чуть не убил несчастного, который пытался очернить Венсана.
Себастьян сказал это намеренно, наблюдая за реакцией мадам Люмьер.
— Если кого-либо пытаются очернить, тем более того, кто тебе дорог, это правильно. Он имел полное право сделать все, что хотел с тем, кто позволил себе клевету.
Элизабет знала, что Венсан женился — Виктор как раз написал это в одном из своих последних писем, ведь именно после свадьбы Венсана ему было запрещено общаться с кем бы то ни было. Да и личные отношения Виктора касались только Виктора, и если она хотела их обсудить с сыном, она сделала бы это наедине.
— Ив научил его защищать близких. За вас он сделал бы что-то не менее, а то и более существенное. Виктор всегда на стороне тех, кого любит.
— Я верю вам, мадам.
Люмьер заиграл приятную мелодию, которая была очень спокойной, неспешной, звонкой, как капли дождя. Она расходилась постепенно, набирала силу и заполняла комнату. Это был долгий концерт, который Виктор если и исполнял, то очень редко.
— А у вас есть дети? — Она смотрела на Виктора, любуясь тем, в какого мужчину вырос ее мальчик.
Себастьян закрыл глаза, вслушиваясь в каждую ноту.
— Нет. Я женат. Я знаю, вас волнует этот вопрос. Но мы с женой никогда не были близки. Она живет в Ницце со своим очередным любовником и очень редко посещает Париж. Брак был необходимостью, а не волей чувств.
— Чем выше статус, тем больше обязанностей и условностей, — тихо ответила Элизабет. — Я все понимаю. — Она коснулась руки Себастьяна. — Его счастье для меня важней всего. Если Виктора все устраивает, то это главное. Он писал о вас. Много хорошего писал. Правда, ничего подробного.
— Боюсь, это была моя мера предосторожности. К сожалению, у важных людей много недоброжелателей.
Виктор играл около двух часов, когда тучи сгустились еще сильнее, а на улице и вовсе начало темнеть. У него были паузы на несколько минут, но только, когда он закончил, то смог расслабиться. Безусловно, у него была поразительная память на собственные произведения, но это не умаляло того, что каждое долгое выступление так или иначе немного утомляло. Когда совсем стемнело, Эрсан встал со своего места и бесшумно подошел к Виктору. Поцеловав его в висок, он тихо произнес:
— Уже поздно.
Виктор кивнул и прислонился головой к плечу Себастьяну. Шея очень уставала от долгой игры.
— Тебе понравилось?
— Это было очень красиво, — ответил он.
— Я написал этот концерт за три дня, а исполнял всего единожды. — Люмьер поднял голову и потянулся, чтобы поцеловать Себастьяна. Он прислонился лбом к его и добавил: — Душа моя.
— Свет мой, — промолвил Себастьян, целуя его.
Они миловались еще несколько минут, прежде чем Виктор предложил отужинать, ведь они по сути ничего не ели с завтрака. Дождь так и не прекратился, а стал еще сильнее. Перед сном Виктор приготовил ужин. Они ложились достаточно рано, но в этот раз решили припоздниться, раз уж оказались в Руане, тем более впереди было еще два выходных дня. Люмьер попросил мать побеседовать с Себастьяном о чем-нибудь интересном, попить чай, пока сам готовил мясо с крупой и овощами, в которые вбил несколько яиц. Виктор умел готовить — научился еще в детстве, когда помогал матери, и даже иногда делал это для Эрсана, когда хотел удивить его, ведь дома они питались исключительно блюдами высокой кухни, а Люмьеру иной раз по старой привычке хотелось какой-нибудь суп и простецкий пирог, который можно было купить в любом небольшом кафе. Люмьер лишь один раз в течение нескольких дней готовил для Себастьяна постоянно — они отпустили служанку, сам возлюбленный Виктора лишь раз простужался за эти несколько лет, и Люмьер взялся с него не то что пылинки сдувать, но и хорошенько кормить.
Он закончили ужинать к одиннадцати, и пусть это было неполезно, отправились в спальню только заполночь, когда окончательно наговорились с Элизабет. Виктор понимал, что, вероятно, этой ночью они нарушат свое привычное расписание и либо им придется довольствоваться малым, либо забыть об этом вообще. Они оказались в постели лишь без четверти час после всех водных процедур. Себастьян хоть и намекал, что они могли бы заняться любовью, но Виктор не был расположен к тому, чтобы потворствовать подобным желаниям, когда его мать спит в соседней комнате.
Спустя несколько часов, когда тишина полностью заворожила, заполнила пространство, погружая все в сон, когда на улице смолкла дробь дождя, смутное движение, легкое и воздушное нарушило густую тьму, разрываемую на несколько частей всполохом лунного света. Мягкое касание, невесомое оставило ощущение тепла на оголенном плече. Тихий шепот, что был не громче самой тишины, коснулся лица. Он повторялся вновь и вновь, пока человек, чье имя было названо не раз, не открыл глаза. Прикосновение к плечу повторилось — мазок по коже был таким же теплым, но лишь на мгновение нечто холодное словно бы оставило росчерк, ощутимый и контрастный. Горячая ладонь с холодным кольцом из белого золота на безымянном пальце. Он позвал его за собой.