Выбрать главу

— И ты идешь со мной! Я не желаю слушать твоих отповедей!

Люмьер смотрел на мадемуазель Лефевр с полминуты, а потом окончательно сдался на ее милость.

— Твоя взяла, сестрица.

Оставалось только постараться проглотить чуть больше, чем стакан воды.

Венсан проснулся от стука в дверь. Подняв голову, он рассеянно огляделся. Должно быть, он уснул, когда рисовал! На столе неаккуратной стопкой лежали последние эскизы, а прямо перед ним красовалась небольшая акварель, изображающая куст сирени. Он рисовал почти до самого рассвета, вдохновленный своим ночным путешествием. Поднявшись, он быстро посмотрел в небольшое зеркало, висящее на стене у самой двери. На его щеке красовалось яркое зеленое пятно, а под глазами залегли синяки. Слегка пригладив растрепанные кудри, он постарался стереть пятно и поспешил открыть дверь.

На пороге стоял месье Бертран. Он пришел сообщить, что недавние эскизы наконец-то утвердили и попросил показать то, над чем художник работал вчера. Никак не прокомментировав то, что Венсан провел ночь в театре, он все же не удержался от комментария о том, что ему не помешало бы сегодня вечером отдохнуть. Было бы довольно досадно потерять нового художника так скоро.

Спустившись в столовую спустя четверть часа, он взял себе немного омлета и занял место в глубине залы. Он не любил больших скоплений людей и ему было неуютно в них находиться. Однако найти более уединенное место для еды он не мог. Несмотря на то, что за его последние картины заплатили достаточно неплохую по меркам импрессионистов сумму, этого все равно было ужасно мало. Когда он расплатился с долгами и заказал себе новый костюм, в котором он отчаянно нуждался в последние несколько месяцев, осталось совсем немного. К тому же он не мог с точной уверенностью сказать, как скоро ему удастся продать новые работы. Поэтому он был вынужден экономить каждый франк.

С противоположной стороны он заметил Виктора. Тот выглядел плохо. При свете дня особенно бросалось в глаза его осунувшееся изможденное лицо. К тому же он сильно хромал и всем своим видом производил крайне болезненное впечатление. Его сопровождала Шарлотта, которая, судя по богатой мимике, оживленно о чем-то рассказывала. Вспомнив ночной эпизод, Венсан съежился. Им овладело беспокойство. Видел ли он его? До чего же неловкая вышла сцена. Конечно, по правде, ничего особенного не произошло. Он работал в театре и услышал звуки музыки. В этом нет ничего подозрительного. Однако вместе с тем он боялся, что Виктор мог подумать, что намерения совсем не чисты. Зря все же он признался ему в своих чувствах. Венсан принялся уныло ковыряться в своем омлете, украдкой поглядывая в сторону Виктора. Или все-таки не зря. Что он ему ответил тогда? Что он был близок к тому же? Фраза ярко вспыхнула в его сознании. В минувшие дни его так увлекла работа, что он совсем забыл про нее. Неужели Виктор тоже был в него почти влюблен? Внезапная мысль столь сильно смутила его, что он окончательно потерял аппетит. Поднявшись на ноги, он быстро зашагал в сторону выхода, стараясь как можно быстрее миновать стол, за которым сидел Люмьер. Покинув столовую, он направился в сторону кабинета директора сцены. Впереди был долгий день.

Пока оставалось время до репетиции — а как Виктор помнил, сегодня от него требовалось до идеального довести pas de deux Принца и Фарфаллы, и он не был в себе нисколько не уверен, — они неспешно направились вместе с Шарлоттой, которой все-таки удалось уговорить его на хороший кусок пирога и чашку сладкого чая, в сторону сцены. При этом Люмьер, наконец, решил поднять важный разговор, хотя сама мадемуазель Лефевр считала, что не было причин лишний раз беспокоиться.

— Тебе еще слишком рано выходить за него. — Виктор со всей напускной строгостью посмотрел на Шарлотту, но потом скривился, когда случайно наступил на больную ногу.

— Мне уже семнадцать. Я так не считаю. — Шарлотта всегда хмурилась, когда Виктор принимался учить ее жизни.

— Понимаешь, милая, — Виктору тяжело дался лестничный перелет, что пришлось остановиться. — В браке правды нет. Вы встречаетесь всего четыре месяца.

— Мне кажется, что он меня любит.

— Тебе кажется или он тебя любит?

— Да что ты сам знаешь о любви, Виктор? — Она поджала губы.

— Я слишком хорошо знаю о том, как сильно мужчин привлекает красивая фигура и милое личико.

— Да как ты можешь, Люмьер! — Шарлотта возмутилась. — Не все мужчины такие!

— Я был в «отношениях» и с теми, и с другими. И всех всегда привлекала только внешность.

— А тот художник?

— Художник?

— Разве он не разглядел в тебе что-то, кроме лица?

— Душу, например? — Виктор усмехнулся.

— Хотя бы.

— Он другой.

— И чем он отличается от всех? — В голос мадемуазель Лефевр просочилась обида.

Виктор не ответил ей. Он не знал, как облечь свою мысль в слова, и испытал самое настоящее смятение и неприятную боль. Что-то сковало его, заставило резко уйти в себя. Но потом он все-таки сказал:

— В нем есть Бог?

Шарлотта уставилась на него с вопросом. Ее одолело сомнение, но потом красивое лицо озарила не менее красивая улыбка.

— Ты влюбился.

— Не говори ерунды.

— Ты влюбился!

— Шарлотта.

— Так и знала.

Она не стала слушать его возражений, а только повела под руку в сторону гримерного цеха, чтобы добраться до закулисья.

На сцене творился если не бедлам, то что-то вроде того. Почему-то именно в ту минуту понадобилось спустить задники, чтобы от них избавиться в угоду новых декораций, потому весь кордебалет, уже высыпавший на сцену, согнали в зал. Виктор даже был рад, что им удалось посидеть лишние десять минут. За это время его нога немного отдохнула и он перестал прокручивать в голове разговор с Шарлоттой. Была ли она права и он правда влюбился? Виктор не был уверен, что можно было конкретизировать его чувство, но подозревал, что она могла быть права. Женщины, в самом деле, обладали исключительной интуицией, своей особенной, и видели то, что мужчинам было разглядеть иной раз не под силу. Не зря же колдуньями были в основном женщины. Люмьер улыбнулся этой мысли.

Вскоре сцену освободили, оркестр занял свое место. Сперва было решено прогнать основные групповые сцены танцев, чтобы должное внимание уделить Виктору и Софи Равель, танцующей партию Фарфаллы. Около часа удалось урвать на разогрев и несколько перевязок колена, поскольку Виктор все еще не мог сделать это наиболее удачно. То было слишком больно, то недостаточно крепко, что было куда опаснее. Если бы у него вылетел сустав прямо на сцене, пришлось бы вправлять его там же, и ему бы несказанно повезло, если бы он смог встать, не то чтобы продолжить танец.

Он выступил на сцену, где уже была его талантливая партнерша. Почему-то так сильно клонило в сон, и Люмьер чувствовал себя так, словно начал заболевать. Но он сделал глубокий вдох и взял себя в руки. Его лицо выражало уверенность и готовность. Заиграла музыка.

В кабинете директора Венсан повстречал месье Эрсана. Тот, как он смог догадаться, был причастен к организации грядущего праздника с участием президента. Обменявшись приветствиями, директор попросил его немного подождать, пока они закончат разговор. По доносившимся обрывкам фраз Венсан понял, что речь идет о какой-то выставке. И как же велико было его удивление, когда спустя несколько минут он понял, что речь идет о выставке его собственных картин. Когда Эрсан покинул кабинет, директор находился в приподнятом настроении. Он сообщил, что его гость важный деятель культуры и пришел за тем, чтобы понаблюдать за репетицией артистов. Также оказалось, что директор собственноручно просмотрел утренние эскизы и, отобрав то, что счет наиболее подходящим, передал их в цех художникам-живописцам. На этом сегодня дела в театре для Венсана заканчивались, но как бы между делом директор намекнул, что ему было бы полезно понаблюдать за репетицией.

Так и получилось, что спустя полчаса Венсан расположился в уютном красном кресле в партере и наблюдал за ходом репетиции. На сцене присутствовал Виктор, который, казалось, стал выглядеть еще хуже, чем час назад. Однако от внимания художника не укрылось, что несмотря на явную боль, движется он плавно и грациозно. Он вспомнил, как впервые увидел Виктора в «Коппелии». Его танец тогда выглядел совсем иначе несмотря на то, что пластика осталась той же. Сейчас казалось, что с каждым новым движением, он превозмогает себя. Венсан почувствовал беспокойство.