— А ты никогда не думал оставить балет ради музыки?
— Я не зарабатываю музыкой. Знаешь, — Виктор бросил взгляд на листок с нотами и разгладил его пальцами. — Есть профессия и образование, а есть работа и предназначение. Мне нравится танцевать — это моя работа, которую я люблю. Я пишу музыку и испытываю невероятный восторг. Но оставить театр было бы самым глупым решением.
Виктор усмехнулся, а потом стал складывать письмо в несколько раз, и раскладывать снова.
— Да и мне танцевать осталось лет шесть. Ты же видел, как я перенес эту премьеру. А ковать железо стоит, пока горячо. Вот я и работаю.
Он развернул лист другой стороной, где проступала вязь чужого почерка.
— К тому же, некоторые аспекты моей работы ублажают мое тщеславие.
Виктор кивнул на письмо.
— Письмо от поклонника? — улыбнулся Венсан.
— Посмотри, если интересно.
Взяв листок из рук Виктора, Венсан быстро прочитал аккуратные ровные строчки. Содержимое его неприятно удивило. Инстинктивно он сжал свободную руку в кулак так, что побелели костяшки пальцев.
— Как смело, — произнес он после небольшой паузы, стараясь не выдать голосом свою реакцию. — И часто ты получаешь подобные письма?
— Я ответил раза два-три. Попросил не докучать мне лишними рассказами о том, в какой позе меня хотят и как долго. А потом отписал несколько музыкальных зарисовок, чтобы не переводить слова.
— И тебе нравится такое? Разве тебе не кажется подобное поведение переступающим все возможные нормы приличия? — Венсан вскинул подбородок и с вызовом посмотрел на Виктора. Он сам не ожидал от себя подобной реакции.
— С такими как мы, душа моя, не церемонятся. Не те, кто имеет деньги и власть. А я всего лишь перевел это в игру, чтобы понять, что на самом деле происходит, и насколько это чревато последствиями. Осуждаешь?
Опустив взгляд Венсан шумно втянул воздух и некоторое время смотрел на свои руки, а затем покачал головой.
— Нет. Как я могу осуждать тебя?
— Но ты недоволен. Или… Венсан, серьезно?
Виктор улыбнулся ему. Венсан почувствовал что краснеет.
— Не понимаю, о чем ты.
— Все вы понимаете, ваше благородие.
Люмьер тихо засмеялся. Его разобрала нежность. Дюплесси улыбнулся ему в ответ. Напряжение прошло и он почувствовал себя неловко и глупо. Виктор посмотрел на Венсана, а потом сгреб и письмо, где с другой стороны была целая песня, а потом и конверт, чтобы не просто убрать их с глаз долой, а открыть открыть окно и отправить в полет по ветру прочь от поезда. Люмьер взял руку Венсана в свои, не собираясь отпускать.
Ровно в полдень поезд остановился у платформы на вокзале Руан-Рив-Друат, который являлся центральным вокзалом города. Виктор отдал Венсану скрипку и попросил ее сберечь до прихода домой, а сам снял с багажной полки их поклажу. Это была привычка — носить все тяжести самому, поскольку всю свою жизнь Люмьер был единственным помощником своей матери, потом Мари Лефевр, а потом и Шарлотты. Он честно жил по принципу «если не я, то кто» и «я все могу сделать сам».
Когда они ступили на платформу, Люмьер стал взглядом искать мать — она собиралась встретить их. И спустя несколько минут его губы расплылись в широкой улыбке и он воскликнул:
— Мама! — И столько было счастья в этом голосе.
Мадам Люмьер обернулась и буквально в несколько мгновений преодолела разделявшее их расстояние.
— Виктор! — Она обняла поставившего на пол сумки Люмьера. — Наконец.
— Я бесконечно скучал. — Он улыбался, крепко обнимая мать в ответ.
— Я рада, что ты приехал.
— О!
Виктор обернулся, чтобы взять Венсана за руку и потянуть чуть на себя, чтобы тот не стоял столбом и не начинал стесняться.
— Познакомься, это Венсан Дюплесси. Я тебе о нем писал.
— Рада! — Мадам Люмьер улыбнулась и ему, — познакомиться с вами. Виктор много писал о вас, и много хорошего.
— Взаимно, мадам Люмьер. — Венсан кивнул и сдержанно, при этом несколько смущенно улыбнувшись.
Элизабет Люмьер представляла собой очень хрупкую и миловидную женщину с длинными кудрявыми волосами и огромными светлыми глазами. У нее было лицо двадцатилетней девушки, как и фигура, но в то же самое время взгляд излучал всепонимание и всеприятие. Не было ни малейших сомнений в том, что она прекрасно знала, что Венсан не был для Виктора обычным другом. Впрочем, у Люмьера вовсе не было «обычных» друзей.
Они вышли с вокзала, чтобы сперва отправиться домой, где все было готово к обеду, а потом прогуляться. Люмьер, завидев неловкость Венсана, поцеловал его в щеку, выждав момент, пока никто их не заметит, и сказал:
— Не смущайся так сильно. Хотя, признаю, тебе к лицу.
Руан являлся исторической столицей Нормандии — региона на северо-западе Франции. Город располагался на правом берегу Сены. В войне 1870-го года был оккупирован прусскими войсками, впрочем, знаменит во все времена он был тем, что во время Столетней войны в 1419 году Руаном завладели англичане, а в 1430 в одной из башен Руанского замка была заключена Жанна д’Арк. А 30-го мая 1431 она была сожжена на Старорыночной площади.
Взяв экипаж от вокзала, они направились домой. Мать Виктора жила недалеко от Руанского собора. Мари-Анри Бейль, известный писатель Стендаль, называл этот город «Афинами готического стиля». Руанский собор являлся одним из самых ярких экземпляров и примеров нормандской готики. Собор прославился своими изысканными витражами и фасадными скульптурами. В нем был похоронен Ричард Львиное Сердце, который завещал предать вечности в нем свое сердце « в память о любви к Нормандии». Правда, еще множество других герцогов Нормандии нашли упокоение в могилах Нотр-Дам.
Дом месье и мадам Люмьер располагался на улице Грос-Орлож, где находились самые известные городские часы, которые символизировали могущество Руана. Отец Виктора был действительно известным скрипачом, а потому дом после Ива Люмьера остался достойный, но, когда Виктор был совсем маленький, а его отца не стало, времена были не самые простые. Теперь же Люмьер неплохо мог позволить себе содержать мать, отчего она могла достойно одеваться и не имела особых материальных трудностей. Более того, после последней премьеры Виктор надолго ее обеспечил.
Когда они добрались до дома, Виктор заплатил за экипаж и взял вещи, чтобы наконец-то сгрузить свою ношу в прихожей, пообещав все отнести на второй этаж чуть позже. Мадам Люмьер предложила легкий обед, состоящий из овощного супа, белого домашнего хлеба и чая. Виктор с удовольствием согласился и уговорил на обед Венсана.
Переступив порог дома, Венсан почувствовал, как стеснение постепенно отступает. По дороге он все время думал о том, каким же будет этот визит и боялся вообразить какое впечатление может произвести на мадам Люмьер. Еще на подъезде к Руану у него начали трястись руки. Хотя он старался и не показывать своего волнения Виктору, все же от его глаз не могло скрыться его необычное напряжение.
Очутившись внутри, художник обратил внимание на обстановку дома. Мебель была выполнена из дорогого сорта дерева, а на стене в гостиной висел портрет красивого мужчины лет тридцати с небольшим. Он был так похож на Виктора, что Дюплесси невольно вздрогнул. Несомненно, перед ним был Ив Люмьер, отец Виктора. Как же они были похожи! Чувствуя неловкость от внезапно возникшей паузы, он повернулся к хозяйке дома.
Люмьер, когда мать уже отошла на кухню, обнял Венсана за плечи и произнес, широко улыбнувшись:
— Чувствуй себя, как дома, мое прекрасное благородие.
— Мальчики, идите обедать.
Голос мадам Люмьер раздался со стороны кухни.
— Пойдем. — Виктор, широко улыбаясь, повел возлюбленного за собой.
Когда они оказались на кухне, Виктор стал помогать матери расставлять тарелки, попросив ее присесть, равно как и своего художника.
— Если вы не против, — начал Венсан обращаясь к Элизабет, чувствуя, что щеки начинают пылать, — я бы хотел нарисовать ваш портрет в знак благодарности за гостеприимство.