— Готов поспорить, что ты совсем не так прост, как хочешь казаться.
— И что же во мне сложного? Обычный танцор из оперного театра, Виктор Ив Люмьер. Немного скрипач. Как отец.
Эрсан подвел его к дивану в стиле Людовика XV.
— Не нужно скромности, Виктор. Я вижу, что тебе есть, что сказать.
— Ответь мне, Себастьян. — Взгляд Люмьера был настолько серьезным, словно этот вопрос решал судьбу всего мира. — Что есть Бог?
Откинувшись на спинку, Эрсан закинул ногу на ногу и с любопытством посмотрел на своего собеседника.
— Никогда не думал о тебе как о верующем человеке. — Прикрыв глаза, он ненадолго погрузился в свои мысли. — Бог есть абсолют. Он ведет за собой слепых и помогает им прозреть. Думаю, Бог строг и умеет хорошенько проучить тех, кто в нем сомневается.
— Я похож на верующего человека?
— Нисколько! — засмеялся Эрсан. — В этом твоя сила.
— Тогда как он проучит меня за мои сомнения? Именно сейчас из-за этого самого Бога, которого в моей жизни нет, как абсолюта, как Творца, я отвергнут за свои желания.
— Этот человек — глупец. Я бы никогда не отвергнул тебя, Виктор.
Виктор нахмурился и покачал головой.
— Он не глупец. Просто у каждого своя правда. И каждый живет по своему усмотрению. — Люмьер запрокинул голову, смотря в потолок, а потом перевел взгляд на Себастьяна. — Возьми меня. Давай оба сгорим в Аду.
— А не боишься, что пламя может тебя обжечь? — Себастьян поднялся на ноги и подошел вплотную к Виктору.
— Я готов кричать от боли, как ведьма на аутодафе. — Виктор даже не шелохнулся. — Но, должен сказать, что я никогда не был с мужчиной в подобной роли.
— Я опытный любовник, — прошептал Эрсан ему на ухо. — В этом аду я правлю балом.
— Ты похож на Аида. Только вряд ли я похож на Персефону. — Виктор тихо усмехнулся, подавшись к нему ближе.
— Ты никогда не узнаешь, если не осмелишься попробовать.
— Я бы не хотел заходить сегодня слишком далеко. Мне интересно узнать иное. Насколько ты хорош, чтобы довести меня до исступления одними лишь ласками. — Виктор вскинул голову, широко улыбаясь, расстегивая рубашку. — На все остальное у нас еще будет время. Все и сразу, и поминай Шекспира: избыток вкуса убивает вкус. Ты долго меня хотел. Я долго тебе не давался. Разве не так?
Эрсан смерил его долгим взглядом, а затем взял за руку.
— Тогда позволь провести тебя сквозь врата моего царства.
— Позволяю.
Виктор последовал за ним, и вправду чувствуя себя, словно похищенная дочь Деметры и Зевса. Но потом к нему пришло другое ощущение. Дионис.
Аид и Дионис, словно бы единое существо, как у Гераклита. Они были так похожи, словно две части целого. Разные, но идеально подходящие. Так Виктор чувствовал. И понимал, что если грешить, то с удовольствием и без излишних сомнений.
========== Глава X ==========
Прошло две недели с того момента, как Венсан в последний раз видел Виктора. Все это время он не переставал думать о том, что поступил не совсем правильно. Он знал, что должен был поговорить с Виктором еще в тот же день, как принял условия отца, но его останавливало то, что Виктор мог неправильно истолковать его намерения. И вот теперь его положение было хуже некуда. Промедлив столько времени, он уже был совсем не уверен в том, захочет ли Виктор с ним общаться вовсе, и робел перед мыслью об этом.
На исходе второй недели он принял решение. Стоял чудесный воскресный день и солнце ярко освещало улицы Парижа. Днем его ожидали на обеде у мадам Амели, славившейся на весь Париж своими знакомствами с людьми искусства. Отец настоял на том, что если Венсан хочет продолжать заниматься искусством, то должен общаться с правильными людьми. Прием представлялся ему настоящим испытанием, но он знал, что во что бы то ни стало не должен перечить отцу. Вечер же был полностью свободен.
В Опере давали «Коппелию». Именно на этом балете он впервые увидел Виктора и решил написать его портрет. Увидев его на сцене, Венсан почувствовал, как его сердце бьется чаще. Прошло так немного с момента их первой встречи, но Венсану казалось, что прошло не менее года. После представления он послал Виктору алую розу с запиской с просьбой о встрече на следующий день. Он бы мог проникнуть за кулисы и попробовать поговорить с Виктором с глазу на глаз, но не был уверен в том, что Люмьер захочет его видеть, а поэтому решил испытать судьбу и дождаться его завтра в кафе у парка Бют-Шомон.
Рабочая пятница для Виктора была приятной, наполненной отличным настроением после прошедшего вечера — а точнее, ночи — и удовольствия от любимого дела. Его заняла работа, в голове прояснилось и, наконец, неприятные мысли отступили и подарили ему покой. Прошедший балет был обычным и ничем не примечательным, да и выходил он разве что в паре сцен. Скоро театр должен был закрыться на лето, и это немного удручало, поскольку у него была острая необходимость в постоянном заработке, но мысли, как это решить, уже начали появляться.
Виктор получил записку от Венсана, будучи в сознании легком и воодушевленном, а потому несколько удивился, что художник все-таки соизволил прервать молчание и тем более — пригласил его. Впрочем, Люмьер и не подумал отказать.
В назначенное время Виктор появился в привычном виде, но выглядел чуть более лощено из-за новой дорогой рубашки, подаренной ему после прошлого балета взамен отжившей свой век за один вечер в доме Себастьяна.
Они встретились на нейтральной территории, а именно в крошечном и совершенно неизвестном кафе неподалеку от парка Бют-Шомон. Они встретились впервые за столь долгое время и пришла пора разговора. Нелегкого разговора, стоит отметить. Говорили долго и основательно, но не без легкой удрученности.
Виктор покачал головой, пропустив ладонь сквозь кудри и тяжело вздохнул. На некоторое время он замолчал, смотря на собственное запястье, где красовался тончайший браслет из серебра, подаренный после музыкального вечера.
— Ты ведь понимаешь, что делаешь все, чтобы меня окончательно оттолкнуть? Я готов терпеть многое, но только не недоверие и пренебрежение.
— Я боюсь, что узнав правду ты отвернешься от меня.
— Я отвернусь от тебя раньше, если ты продолжишь вести себя подобным образом. Я просил тебя со мной разговаривать. Помнишь? Я просил, видимо, слишком многого.
— Я разговаривал с отцом.
— И что? Я не стану выуживать из тебя каждое слово.
— Он вынудил меня вернуться домой и отказаться от работы.
— У нас есть факт. Ты больше не живешь там, где жил, и не работаешь там, где работал. Дальше что? Ты не удосужился поставить меня в известность. Просто сказать, что так и так, и ты должен вернуться домой и оставить Гарнье. Почему я узнаю о твоем уходе не от тебя, а из театральных слухов?
— Я испугался и подумал, что ты больше не захочешь смотреть мне в глаза.
— Только ты не подумал обо мне.
— Я дурак, Виктор.
— Определись уже, чего ты хочешь и как. Я устал решать все и за всех уже столько лет. Помни, что пока ты сомневаешься, другие штурмуют и завоевывают. — Люмьер произнес это пространно, глядя в глаза Венсана.
— Тебя кто-то успел завоевать? — Венсан напрягся.
— Это было всего лишь выражение.
Виктор взял бокал с водой и сделал глоток. Стоял непривычно жаркий для начала мая день.
— А что, беспокоишься?
— Да.
Виктор на это ничего не ответил. Они сидели в тени разросшегося кустарника.
— У меня есть свободные полтора часа. Если ты для себя хоть что-то решил, поделись со мной.
— Я не хочу тебя терять, — твердо и громко произнес Венсан.
— Ты прекрасно знаешь, что это взаимно. Что делать будем? — Виктор вздернул бровь. — Ты не говоришь, насколько у тебя влиятельная семья, но думаю то, что мы встречаемся настолько тайком, видимо, необходимость.
— К сожалению, да. Отец дал понять, что у меня не может быть друзей в театре, хотя я с ним совершенно не согласен. Я оставил за собой студию, но теперь мне придется бывать там реже.
— Сословные условности. Мы для вас ниже любого прохиндея, потому что выступаем на сцене. — Люмьер усмехнулся. — Я уж знаю. Как мы вообще будем видеться, ваше благородие, если все столь преступно и недостойно?