Очнувшись от тяжелого сна в то утро, Венсан никак не мог совладать с волнением. Позавтракав в небольшом кафе напротив, он вернулся в студию и принялся наводить порядок. Его мансарда представляла собой небольшое помещение с двумя большими окнами, через которые проникал солнечный свет. Вдоль стен стояли уже законченные полотна и чистые холсты. Слева располагался мольберт, а в самой глубине комнаты находилась простая деревянная кровать. На полу и на широких подоконниках лежали десятки книг на разных языках. Художник очень любил читать и посвящал этому занятию много времени. Несмотря на то, что его обучение в Сорбонне прервалось, естественная тяга к знаниям давала о себе знать. Когда в дверь постучали, художник вновь почувствовал небольшой приступ паники. Неужели все его сомнения оказались пустыми? С детства он был чувствительным юношей, остро переживающим любые взлеты и падения. Матушка даже отправляла его в санаторий укреплять нервы, беспокоясь о его здоровье, но все это осталось далеко в прошлом. Усилием воли взяв себя в руки, Венсан вздохнул и поспешил открыть дверь.
Когда она распахнулась, перед художником предстал чуть взмыленный Виктор, грудь которого тяжело опадала — так скоро и рвано он дышал. Очевидно, что спешил, не мог прийти ни на минуту позже, чтобы ненароком не оскорбить своего нового знакомого, заставив подумать, словно бы данное обещание было пустословием, а не убедительным намерением заняться общим интересным делом, чтобы в итоге получилось нечто невероятное. Виктор ценил благие намерения, хотя общеизвестный писатель считал, что ими полна Преисподняя, и также уважал благие дела, которыми, по мнению вышеупомянутого творца, Рай полнился, и искренне считал, что одно без другого существовать не может. И для него тем самым благим намерением являлось желание создать потрет — его портрет, что было приятно и вызывало особые трепетные чувства. Люмьер предвкушал этот новый опыт.
— Здравствуйте. — Виктор широко улыбнулся, когда увидел удивленного художника. Он даже усмехнулся своей мысли, что, видимо, его по-настоящему ждали, даже волновались. Робость и рафинированность, стеснительность Дюплесси были столь очаровательны, что Виктора это заставляло буквально таять от умиления. — Виктор Люмьер, помните? Мы с вами в пятницу вечером договорились о свидании.
Вне своего театрального костюма танцовщик выглядел совершенно иначе. От внимательного взгляда Венсана не укрылись ни красивые точеные черты лица, ни сильные мускулы, обтянутые тонкой тканью. Он тут же забыл о своих прошлых страхах и сомнениях, осталось лишь предвкушение от предстоящей работы. Изначально он задумывал написать портрет в театральной обстановке с сильным световым контрастом, но сейчас, обдумывая предложение, сделанное Виктором два дня тому назад, он склонялся к тому, чтобы изобразить его в личных покоях как Диониса — древнегреческого бога виноделия и вдохновения — с традиционной гроздью винограда.
— Прошу вас, проходите, — наконец, опомнившись, произнес он, виновато извиняясь.
— Благодарю! — Виктор вошел в достаточно скромную квартирку на мансарде. Внутри было светло, достаточно уютно, несмотря на аскетичность, и даже любопытно. — Знаете, я никогда не жил в обычной квартире. Бывал, конечно, но не жил. — Виктор перевел взгляд на художника, открываясь от созерцания обстановки. — Спасибо, что пригласили в качестве натурщика. Это было очень…неожиданное предложение.
В квартире было тепло, а потому Люмьер стянул с шеи шарф, а потом взъерошил густые каштановые кудри, поскольку все еще не смог остыть сам.
— Честно говоря, это мой первый опыт, — добавил Виктор.
— Надеюсь я не разочарую вас, — поспешно ответил Венсан. — Я сам только учусь и не обладаю большим опытом. Однако смею надеяться, что наша с вами работа окажется весьма плодотворной.
Он жестом пригласил танцовщика к небольшому деревянному столу, ютившемуся в углу студии, на котором лежали всевозможные книги. Художник быстрыми движениями перебрал несколько и выбрал потертый старый фолиант с золотой надписью на обложке «Ελληνική μυθολογία».
— Я тщательно обдумал ваше предложение и решил написать вас не совсем обычно, — Венсан улыбнулся. Он почувствовал себя легко и свободно. — Вы никогда не мечтали побыть богом?
— Богом? Мое предложение? — Виктор посмотрел на него несколько удивленно, ненадолго задумался, а потом совершенно беззлобно тихо засмеялся. — Я ведь пошутил! — Люмьер широко улыбался, испытывая самый настоящий приступ веселья. — Ну, хорошо. Раз уж вы тщательнейшим образом обдумали это самое предложение, я с удовольствием предстану пред вами обнаженным, месье Дюплесси. — Виктор положил шарф на стол. — И каким же богом вы хотите меня написать? Если же из греческой мифологии, — он кивнул на книжку в руках Венсана. — Для Зевса я недостаточно бородат, а для Ареса атлетичен, для Аполлона, пожалуй, недостаточно миловидный.
— Прошу, не обижайтесь на мои слова. Я вовсе не сомневался в ваших знаниях, — с жаром проговорил Дюплесси, кладя книгу на место.
Повинуясь просьбе танцовщика, он принялся помогать ему с рубашкой, стараясь не касаться кожи, чтобы ненароком не вызвать смущение. Он был рад, что его идея пришлась по вкусу, но теперь внезапно начал испытывать страх. Венсан ни за что бы не признался в этом Люмьеру, но, на самом деле, тот был первым, кого художник пригласил в свою студию. До сих пор он писал портреты, украдкой подглядывая за людьми в кафе или на улице. Венсан боялся, что подобное признание могло бы отпугнуть его нового знакомого и заставить начать сомневаться в его профессионализме.
— Поверьте, я не обижаюсь. Я вырос в достаточно жестоком театральном мире, где каждый готов тебя столкнуть с лестницы, если ты добился хоть чего-нибудь, в отличие от твоего соседа по комнате. — Виктор стянул рубашку с плеч, оставляя ее на спинке стула, приставленного к столу. — А если ты знаешь больше, чем другие, и ненароком уличаешь их в необразованности, то можно схлопотать чего похуже оскорблений. Но, правда, с возрастом это проходит. Горячие головы в четырнадцать-шестнадцать лет не признают своей заурядности. — Виктор усмехнулся и повел плечами, которые после шести трудовых будней иной раз сводило. — Я вижу, что вы волнуетесь. — Люмьер положил ладонь на плечо художника. — Не стоит.
Вздрогнув от внезапного прикосновения, художник виновато улыбнулся. Венсан понимал, что Виктор настроен благожелательно и, кажется, действительно был готов работать, но природная скромность и нервность не давали ему полностью поверить в то, что все это происходит на самом деле. Бросив оценивающий взгляд на танцовщика, он отметил особую пропорциональность и ладность его фигуры. Идея использовать греческую мифологию пришла к нему во сне. Этой ночью к нему явился танцовщик в образе бога и призвал к участию в пиршестве. Действие происходило в лунную ночь на берегу полноводной реки, а в воздухе витали запахи пряных трав. У костра вели хороводы наяды, а сам Люмьер в окружении фавнов восседал на троне, сплетённом из виноградных лоз, то и дело пробуя вино из большого золотого кубка, украшенного драгоценными камнями.
— Прошу, сюда, — произнес он после долгой паузы, указывая на стул, расположившийся у одного из больших створчатых окон. — Должен признаться, вы — мой первый опыт. Я никогда еще не приглашал никого сюда. Мне кажется, мои покои — он обвел рукой комнату, — не достаточно хороши для этого. Кстати, я совсем забыл о манерах. Быть может, вы хотите выпить, прежде чем мы начнем?
— Благодарю за предложение, но, простите, я не пью. Разве что чай, если вам не составит труда, — Виктор достал из заднего кармана брюк записную книжку, где была его музыка, и положил на стол к своему шарфу, чтобы никоим образом ее не помять и не забыть, ведь этим вечером он вознамерился воспроизвести и переписать в большую нотную тетрадь, где были все его произведения, этот новый этюд.