— Думал, что можешь меня преследовать! — прорычал я. — Думал, тебе удастся вытворять такое со мной!
— Думаю, да! — сказал он язвительно по-английски. — Ты забрал ее, мое дитя, мою Мону!
Он сделал попытку вырваться. — Ты знал, что я ее жду. Ты должен был отпустить ее ко мне.
— И из какой же ты ненормальной полупрозрачной "Жизни после"? — поинтересовался я. — Что значат твои слабоумные мистические обещания? Ну же, из какого потустороннего мира ты лопочешь? Давай, рассказывай. Послушаем о солнечной стране Джулиана! Свидетельствуй, как много эктоплазматических ангелов спешат к тебе на помощь, опиши изумительные картины своего классного, чертова, самим же выдуманного, самим же обожаемого бытия в астрале! Куда, дьявол тебя дери, ты хотел ее забрать? Будешь мне рассказывать, что Лорд Вселенной посылает приведений, вроде тебя, провожать маленьких девочек в рай?
Я сжимал пустоту.
Я был один.
Меня окутала томная теплота, от вибрирующего в отдалении рокота грузовиков здесь, вокруг меня, тишина казалась завораживающей, а свет мерцающих фар — прекрасным.
Кто станет жалеть о глубоком безмолвии ночей, минувших столетия назад? Кто станет поминать беспросветную тьму, не знавшую электрических огней? Не я.
Когда я добрался до обители Таламаски, Стирлинг стоял на террасе.
Растрепанные серые волосы, хлопковая пижама, небрежно подпоясанный халат, босые ноги… Смертный никогда бы не заметил его, притаившегося здесь, в тени.
Его лицо выдает человека, способного сопереживать; он вежлив, терпелив и насторожен.
— Я забрал ее к нам, — сказал я.
— Я знаю, — ответил он.
— Я поцеловал Ровен Мэйфейр, — сказал я.
— Ты сделал "что"? — спросил он.
— Они открыли на меня охоту, духи Мэйфейров.
Он не ответил, только слегка нахмурился, непритворно удивившись.
Я бросил взгляд на обитель. Пусто. Бедная родственница, пристроившаяся среди отдаленных коттеджей. Какая-то новенькая последовательница пишет в блокноте при свете лампы, похожей на вытянувшего шею гуся. Я любуюсь ее сосредоточенностью. Я жажду ее. Нет, я не собираюсь пить ее кровь. Нелепая идея. Абсолютно недопустимо.
— У тебя не найдется для меня спальни? Пожалуйста, — прошу я. — Просто комнаты, в которой можно плотно задернуть шторы?
— Да, конечно, — отвечает он.
— О, Таламаска вновь готова положиться на мою честь!
— Но я же могу на нее рассчитывать, разве нет?
Я проследовал за ним в передний коридор, затем мы стали подниматься по широкой квадратной лестнице.
Это было так удивительно — быть его гостем, ступать по шерстяному ковру, будто бы я — смертный.
Спать под крышей, которая не была моей крышей. В следующий раз я сделаю то же в Блэквуд Мэнор. Это может выйти из-под контроля. Пожалуйста, пусть это выйдет из-под контроля!
И вот мы в благоухающей уютной спальне, такой, какой ей и положено быть.
Столбики кровати украшает резьба, полог соткан из кружева и сквозь него можно рассматривать застывшие водные разводы на потолке, уютное, успокаивающее переплетение мягкого света и легкой тени, ласковое сияние лампы, темные пятнышки по краям старых зеркал, стулья на тонких ножках.
— Почему тебя преследуют духи Мэйфейров? — мягко спрашивает он. Его манера обращаться ко мне исполнена уважения. — Что ты видел?
И, когда я не ответил:
— Что они сделали?
— Мона, давно, родила дочь, — прошептал я. Да, он все знает, разве нет? — Но ты же не можешь рассказать мне подробности? Нет?
— Нет, не могу, — ответил он.
— Она хочет найти ребенка, — сказал я.
— Правда? — отозвался он вежливо. Он испугался.
— Спокойной ночи, — сказал я и повернулся к кровати.
Он покинул меня. Но имя ребенка ему было известно.
Вот и все, чего я от него добился. Он знал имя и природу существа, но не мог мне рассказать.
Глава 10
Я понял, что Ровен в обители, как только открыл глаза. Тяжело. Кто-то, кто любит ее, был с ней. Тот, кто все о ней знает. Как же тяжело… А Стирлинг в состоянии, близком к отчаянию.
Я подошел к правому окну и отдернул бархатную штору. Над набережной вдали раскинулось пунцовое небо. Тяжелые дубовые ветви заслоняли мне обзор. Не было ничего проще открыть это окно, выскользнуть на террасу и тихонько уйти.
Но я не собирался так поступать. Зачем упускать шанс увидеть ее снова? Что плохого случиться, если я только взгляну на нее? Быть может, мне удастся выяснить, чем она меня зацепила. Может быть, я смогу избавиться от наваждения.
В крайнем случая я просто наговорю им успокоительных банальностей о Моне.
Я остановился перед старым зеркалом у шкафа, чтобы привести в порядок волосы. Мой черный сюртук был безупречен. Также безукоризненно смотрелись манжеты и кружевной воротник. Немного тщеславно с моей стороны, я это понимал… И что? Я когда-то утверждал, что не тщеславен? Я поднял тщеславие до уровня искусства. Разве нет? Я возвел тщеславие в утонченное достоинство. Разве нет?
Мое тело полностью восстановилось после того, как я свершил Темный обряд, но я испытывал сильнейшую жажду, которую скорее можно было охарактеризовать, как тягу, чем реальную физическую потребность.
Может быть, это из-за нее? Конечно же нет! Я спущусь на первый этаж и удостоверюсь, что эта женщина — самая обыкновенная женщина и ничего особенного в ней нет, и тогда ко мне вернется рассудок! Я должен, как говорится, проявить твердость характера!
Я замер, просматривая Новый Орлеан в поисках романтической парочки. Они еще только проснулись и выбирались из окружения бархатных подушек: долговязый Квинн, все еще сонный, и непокорная Мона, уже настроенная на поиски. Я выловил ее четкий образ из оберегающего сознания Квинна. Она не всхлипывала. Она взяла себе стопку картинок, все еще грациозно кутаясь в стильную накидку с воротом, украшенным перьями. Неплохой настрой на следующие лет сто.
Неожиданно они разом заговорили — торопливо, отрывисто, путаясь в историях их жизней и заверениях в любви. Устроить охоту сейчас или потом? Маленький глоток или что-нибудь серьезнее? Где босс?
Я позволил Квинну на краткий миг услышать себя.
"Хей, братишка. Теперь учитель — ты. Маленький глоток — вот о чем будет урок. Я скоро присоединюсь к вам".
Я вышел в коридор обители, где уже были засвечены бра, на столиках в виде полумесяцев расставлены чудесные красные и желтые цветы, и медленно проследовал к парадной лестнице. Святой Хуан Диего, пожалуйста, убереги от меня Мэйфейров.
Гул смертных голосов внизу. Глубокий запах человеческой крови. Беспокойство за смертную Мону. Стирлинг испытывает настоящие муки, пытаясь закрыть от них свое сострадающее сердце. Нужны навыки священника и юриста, чтобы стать достойным членом Таламаски. Все звуки доносятся из садовой комнаты, расположенной за домом, сразу за столовой. Да, вот тут, справа.
Я направился туда. Подлинный Рембрандт на стенах. Вермер. Я тянул время.
Святилище в волнении. Мэйфейры, да, снова я чувствовал ведьм.
Зачем я шел туда? Ничто не могло меня остановить.
Королевская мебель в столовой, очень мило. Остатки недавней трапезы на гранитовом столе, накрытом скатертью, небрежно сдвинутая посуда из старого тяжелого серебра. Я остановился, чтобы внимательнее рассмотреть серебро.
Вспышкой напротив меня обозначился образ Джулиана в его обычном сером костюме. Его глаза были черны. Они же были серые?
"Наслаждаешься отдыхом?" — спросил он. И исчез. У меня перехватило дыхание.
Так и знал, что ты трусливый призрак. Не можешь долго выносить серьезный разговор. Лично я тебя презираю.
Стирлинг произнес мое имя.
Я приблизился к дверям.
Маленькая восьмиугольная оранжерея выполнена в викторианском стиле, все, включая плетеную мебель, отделано белым. Пол из розового плитнякового камня, а само помещение расположено ниже общего уровня на три ступени.