— Образ Христа, — раздраженно ответил монсеньер, сам удивляясь своему гневу. — А что я, по-вашему, должен увидеть?
Ученый раздраженно фыркнул.
— Несоответствие. Между людьми, которых вы можете увидеть из любого окна, и людьми, которые некогда жили, как нас хотят уверить в этом историки. Я не могу этого принять. Как могла великая и мудрая цивилизация полностью уничтожить себя?
— Вероятно, — ответил Аполло, — сделавшись совсем уж величественной и совсем уж мудрой, ничего более.
Он подошел к высокой лампе, чтобы зажечь ее, так как сумерки быстро сгущались. Он ударял кресалом по кремню, пока не высек искру, потом стал осторожно раздувать огонь на труте.
— Вероятно… — сказал дон Таддео. — Но я сомневаюсь в этом.
— Так вы отвергаете всю историю, считаете ее мифом?
Из трута показался язычок пламени.
— Я не отвергаю ее, но подвергаю сомнению. Кто писал вашу историю?
— Монашеские ордены, конечно. В те темные времена не было больше никого, кто мог бы писать ее.
Он перенес огонь к фитилю.
— Ну вот! Вы подтверждаете это. А во времена антипап сколько еретических орденов фабриковали свои собственные версии исторических событий, а потом подсовывали их в качестве трудов древних авторов? Вы этого не знаете, вы просто не можете точно это знать. Несомненно, что на этом континенте существовала цивилизация более развитая, чем нынешняя. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на груды искореженного, ржавого металла. Вы можете разрыть полосы сыпучих песков и обнаружить остатки их железных дорог. Но где же доказательства существования тех машин, которые, как уверяют нас историки, строились в те времена? Где обломки самодвижущихся повозок и летающих машин?
— Перековали на плуги и мотыги.
— Если они вообще существовали.
— Если вы сомневаетесь в этом, то почему хлопочете о документах ордена Лейбовича?
— Потому что сомнение не есть отрицание. Сомнение — могучий инструмент, и его следует применить к истории.
Нунций натянуто улыбнулся.
— А в чем заключается мое участие в этом деле, ученый дон?
Ученый порывисто подался вперед.
— Напишите настоятелю аббатства. Заверьте его, что с документами будут обращаться очень бережно, что их вернут сразу же, как только мы установим их подлинность и изучим содержание.
— Чьи гарантии я должен ему дать — ваши или мои?
— Ханегана, ваши и мои.
— Я могу ему дать только ваши и Ханегана. У меня нет собственных солдат.
Ученый покраснел.
— Скажите мне, — продолжал нунций, — почему, если забыть о бандитах, вы настаиваете на том, чтобы эти документы привезли сюда, вместо того, чтобы поехать в аббатство самому?
— Самая лучшая причина, на которую вы можете сослаться в письме к аббату, это то, что экспертиза документов, произведенная в аббатстве, не будет иметь достаточной силы для светских ученых.
— Значит, ваши коллеги могут подумать, будто монахи вас провели?
— Ммм… может случиться и так, но вот что особенно важно: если они будут привезены сюда, их сможет изучить каждый, кто способен высказать достаточно квалифицированное суждение. И все доны, приехавшие из других княжеств, также смогут посмотреть их. Но мы не можем на полгода перенести весь коллегиум в юго-западную пустыню.
— Ваша точка зрения мне ясна.
— Вы направите просьбу в аббатство?
— Да.
Дон Таддео, казалось, был удивлен.
— Но это будет ваша просьба, не моя, — продолжал монах. — И я должен честно сказать: не думаю, чтобы дон Пауло, аббат, сказал «да».
Дон, однако, выглядел удовлетворенным. Когда он ушел, нунций вызвал к себе секретаря.
— Ты отправишься в Новый Рим завтра, — сказал он ему.
— Через аббатство Лейбовича?
— Через аббатство проедешь на обратном пути. Отчет для Нового Рима не терпит отлагательств.
— Да, мессир.
— В аббатстве скажешь дому Пауло: «Шеба[80] думает, что Соломон придет к ней». Преподнесешь подарки. А затем плотнее закроешь уши. Когда его гнев утихнет, возвращайся назад, чтобы я мог сказать дону Таддео «нет».
13
В пустыне время идет медленнее, заметить его течение нелегко. Два времени года миновали с тех пор, как дом Пауло отказал в просьбе, пересекшей Равнину, но дело окончательно уладилось только несколько недель назад. Да и уладилось ли? Тексаркана была явно недовольна результатом.