Аббат Аркос поджал губы и кивнул:
– М-м… да, господин аббат вызывал… тебя. Заходи и закрой дверь.
Брат Фрэнсис закрыл дверь и встал, дрожа, посередине комнаты. Аббат тем временем играл с «усами» – проводками штучек из старого ящика с инструментами.
– Хотя, возможно, именно преподобному отцу аббату следовало явиться к тебе. Ведь теперь к тебе благоволит Провидение, и ты стал знаменитым, а? – Аббат Аркос успокаивающе улыбнулся.
– Хе-хе? – осторожно рассмеялся брат Фрэнсис. – О н-н-нет, мой господин.
– Ты же не станешь отрицать, что за один день обрел славу? Что Провидение избрало тебя, чтобы ты нашел ЭТО… – он обвел рукой разложенные на столе Реликвии, – эту коробку для ХЛАМА – ведь именно так ее, конечно же, называл предыдущий владелец?
Послушник что-то беспомощно промямлил, после чего на его лице застыла ухмылка.
– Тебе семнадцать, и ты, очевидно, идиот.
– Верно, господин аббат.
– Почему ты полагаешь, что твое призвание – религия?
– У меня нет никаких причин так полагать, Magister meus[15].
– Вот как? Значит, ты считаешь, что быть монахом этого ордена – не твое призвание?
– Нет, я так не считаю! – ахнул послушник.
– Но причин назвать не можешь.
– Не могу.
– Кретин ты маленький, я же прошу тебя назвать причины. А раз их у тебя нет, то, значит, ты готов отрицать, что вчера встретил кого-то в пустыне, что наткнулся на этот… этот ящик с ХЛАМОМ без посторонней помощи, и то, что мне рассказывают остальные, – всего лишь лихорадочный бред?
– О нет, дом Аркос!
– Что «о нет»?
– Преподобный отец, я не могу отрицать то, что видел собственными глазами.
– Значит, ты в самом деле встретил ангела – или святого? – или еще не святого? – и он показал тебе, где надо искать?
– Я не говорил, что он…
– И эта причина дает тебе право утверждать, что у тебя призвание свыше? Это, это, это… назовем его «существо» – пожелало тебе обрести голос, написало на камне свои инициалы, сказало, что ты ищешь именно его, и когда ты заглянул под камень… то там лежало ЭТО. Да?
– Да, дом Аркос.
– Что ты можешь сказать о своем отвратительном тщеславии?
– Моему отвратительному тщеславию нет прощения, о господин и учитель.
– Представлять себя настолько важной персоной, которая не достойна прощения, – значит, быть повинным в еще большем тщеславии! – заревел повелитель аббатства.
– Мой повелитель, я воистину червь.
– Ну хорошо. Ты должен опровергнуть только часть истории, связанную с паломником. Знаешь, ведь его больше никто не видел. Насколько я понимаю, он якобы направлялся сюда? И даже сказал, что, возможно, здесь остановится? Он спрашивал тебя про аббатство? Да? И куда бы он исчез – если бы существовал? Здесь такой человек не проходил. Брат, стоявший в то время на сторожевой вышке, его не видел. Ты готов признать, что все выдумал?
– Если на самом деле нет двух меток на том камне, где он… тогда я, возможно…
Аббат закрыл глаза и устало вздохнул.
– Метки там есть – еле заметные, – признал он. – Возможно, ты сам их нанес.
– Нет, мой господин.
– Ты признаешь, что вообразил себе того старика?
– Нет, мой господин.
– Ну хорошо. Ты знаешь, что сейчас с тобой будет?
– Да, преподобный отец.
– Тогда приготовься это принять.
Дрожа, послушник поднял полы одеяния к поясу и наклонился над столом. Аббат достал из ящика прочную линейку из гикори, опробовал ее на ладони, а затем сильно ударил Фрэнсиса по ягодицам.
– Deo gratias![16] – покорно отозвался послушник, негромко охнув.
– Может, передумаешь, мой мальчик?
– Преподобный отец, я не могу отрицать…
ХРЯСЬ!
– Deo gratias!
ХРЯСЬ!
– Deo gratias!
Десять раз повторилась эта простая, но болезненная литания, в ходе которой брат Фрэнсис, как и подобало, выкрикивал слова благодарности Небесам за каждый обжигающий урок смирения. После десятого удара аббат сделал передышку. Брат Фрэнсис стоял на цыпочках и дрожал, из-под плотно закрытых век текли слезы.
– Мой милый брат Фрэнсис, – сказал аббат Аркос, – ты вполне уверен в том, что видел старика?
– Уверен, – пискнул тот, готовясь к новому удару.
Аббат Аркос бросил критический взгляд на юношу, затем сел на свое место и какое-то время сердито рассматривал кусок пергамента с буквами
– И кто он, по-твоему? – рассеянно пробурчал аббат Аркос.
Брат Фрэнсис открыл глаза, и из них вытекла пара слезинок.
– О, меня ты убедил, мальчик, – и тем хуже для тебя.
Фрэнсис не ответил, но молча помолился о том, чтобы необходимость убеждать аббата в своей искренности не возникала часто. Затем, повинуясь раздраженному знаку Аркоса, брат Фрэнсис опустил полы одежды.