Капитан-лейтенант Хьюм вынул из портфеля объемистый сверток и нажал грубо приделанную кнопку на небрежно отштампованном пластиковом корпусе. Пробегавший мимо любитель аэробики проклял все сделанное в Японии, когда мощный электромагнитный импульс навсегда убил его плейер.
— Как насчет лазера? — спросил Джервик по окончании манипуляции.
— По меньшей мере трудно в данных обстоятельствах, то же самое с направленными микрофонами, фоновый шум имеет те же частоты, что и голос.
— Чтение по губам.
— Постоянно верти головой, — сказал Хьюм и сел, повернувшись к пруду. — Ну?
Хотя восемьдесят процентов персонала «Операции Глубокий Взгляд» на самом деле были высокообразованными идиотами, ни руководитель проекта, бывший очень хорошим актером, ни его фактический главный помощник не относились к этой категории.
— Не следовало ли задать этот вопрос до того, как перейти Рубикон, так сказать? — спросил Марк, вяло указав на генератор импульсов. — Они наблюдают за нами, знаешь ли. — Акцент уроженца реки Мистик в Массачусетсе тек плавно, как его тезка.
— Конечно, знаю, с моей информацией мы и так уже перешли Рубикон. У тебя есть что добавить? — резко спросил Хьюм. Он охотно играл дурака в этом задании, но иногда доктор Джервик, казалось, забывал, что это только игра. После шести долгих лет борьбы между ними в Бостоне Марку следовало бы уже знать, кто является мозгом группы.
— Ну, программы перевода в ПИРах содержат некоторые интересные субпротоколы. Очень интересные. — Джервик, бывший гарвардский профессор, сделал паузу и принялся хрустеть пальцами.
— Оставь чертову театральность, — прорычал Хьюм, — времени для этого абсолютно нет.
— Хорошо, — вздохнул Джервик, — протоколы преднамеренно искажены, в основном в областях, имеющих отношение к генетике, биотехнологии, программированию и, что странно, социально-политическому анализу. Обман не только в простой подмене слов, он опирается на целую тематическую базу. Программная сторона превышает мои познания, но, без сомнения, дарелы намеренно заводят нас в тупик в этих сферах. Я нахожу тематический подход в социологии наиболее странным и одновременно наиболее акцентированным. Здесь постоянно присутствуют преднамеренные ошибки перевода и подмены данных, относящихся к человеческой социологии, предыстории, архетипам.
— Архетипам, — задумался капитан-лейтенант Хьюм.
Он посмотрел на памятник Вашингтону и спросил себя, а что бы со всем этим сделал Джордж. Скорее всего немного. Он бы просто свалил все закулисные интриги на Бенджамина Франклина.
— Любой из нескольких изначальных, врожденных психических структур или образов, лежащих в основе человеческой…
— Я знаю, что такое чертов архетип, Марк, — сердито прервал Дэвид, оставив свои грезы. — Ты произнес, как «архетипам», с подразумеваемой приставкой «чертовым» в сослагательном наклонении. Каким именно архетипам? Похоже, это совпадает с моими данными. О’кей, пора посмотреть, действительно ли у нас есть доступ к президенту, — продолжил он, вставая. — Ты не поверишь, что я обнаружил в переводе с санскрита…
— Эй, друг, огонька не найдется? — Один из вездесущих уличных бродяг шел к ним нетвердой походкой, доставая окурок.
— Прости, солдат, — сказал капитан-лейтенант Хьюм, отметив форменную куртку и шрамы и уважительно относясь даже к этому опустившемуся на дно бывшему военному. — Не курю.
— Это не важно, друг, — пробормотал заросший щетиной бродяга. — Не имеет значения.
Вслед за словами раздались четыре легких хлопка из кольта сорок пятого калибра с глушителем, и оба ученых рухнули в пруд, окрашивая красным прозрачную воду.
— Не имеет значения, — снова пробормотал бродяга, когда раздались крики.
15
Кэмп-Макколл, Северная Каролина, Сол III.
6 мая 2002 г., 11:23.
— Живее! Живее! Вылезайте! Поживее из автобуса!
Молодые люди в сером высыпали из автобуса компании «Грейхаунд», некоторые упали в спешке. Их поднимали без особых церемоний и швыряли в сторону кучи сверстников, суетливо пытающихся построиться. Командовали трое мускулистых молодых мужчин и одна мускулистая молодая женщина. Четыре месяца назад они сами вылезли из такого же автобуса. Они носили шевроны капралов на рукавах, хотя еще недавно были рядовыми, их повысили не только за серьезное отношение к службе, но в не меньшей степени за крупный рост, силу и жесткость. Они разделили прибывших на четыре нестройные группы и повели их, согнувшихся под тяжестью вещмешков, в назначенные места сбора. Новобранцев выстроили неровными шеренгами, составившими три стороны квадрата, и тут они получили первое представление о настоящем сержанте-инструкторе начальной подготовки. В прискорбном для второго взвода случае им оказался комендор-сержант Паппас. Он стоял в центре формации по стойке «вольно на плацу» [16] и казался ничем не озабоченным, просто покачивался взад-вперед на ногах и наслаждался приятным весенним днем. На самом деле он пытался приспособить свою личную жизненную философию к ситуации, которая, по его мнению, полностью вышла из-под контроля.
Вместе с группой таких же отозванных из запаса отставников ему сказали: спасибо, но у нас достаточно старшего сержантского состава для комплектования Линейных и Ударных частей. Вместо этого они были определены в части Национальной Гвардии и учебные подразделения в качестве закваски из опытных служак. Намерением было «укрепить» подразделения, куда их направили. Сержант Паппас часто вспоминал старую поговорку, что ведро соплей не укрепить горстью картечи.
Но он был морским пехотинцем (или как там его хотели называть на этой неделе), который на отданный приказ отвечал «так точно, сэр», или «есть, сэр», или что там еще, и выполнял его как можно лучше. Поэтому когда ему сказали, что собираются назначить его инструктором начальной подготовки, он, естественно, попросился в Пендлтон, что было правильным согласно его послужному списку. Кадры Наземных Сил, естественно, направили его в Кэмп-Макколл, на три тысячи миль в сторону.
Служить в Макколле, наверное, было к лучшему. Галактиды начали выполнять одно из своих обещаний, и он оказался в одной из первых групп на омоложение. Программа омоложения проводилась на основе матрицы, включавшей возраст, звание и стаж. Поскольку вооруженные силы строились на каркасе из офицерского корпуса и равного ему по значимости сержантского корпуса, сержанты с большим стажем имели преимущество над «эквивалентными» офицерами. Как один из старейших сержантов второго сверху ранга, он прошел омоложение впереди многих сержант-майоров моложе его. Таким образом, после месяца поистине неприятной реакции организма и восстановления сил его шестидесятилетний разум очутился в двадцатилетнем теле. Он и забыл, на что это похоже, постоянное физическое чувство непобедимости и энергии, неуемное желание все время что-нибудь делать. Регулярные интенсивные тренировки довели его мускулатуру до наилучшей кондиции. Они также гасили проявления его другой энергии.
Он прослужил в морской пехоте тридцать лет, двадцать семь из которых был женат. За эти годы он ни разу не изменил жене. Фраза «Я не разведен, я просто временно исполняю обязанности» была не про него. Другие сержанты и офицеры нисколько не падали в его глазах, воспользовавшись преимуществами текущей дислокации для развлечений на стороне. Пока это не влияло на исполнение ими служебных обязанностей, его это волновало меньше всего. Но он дал перед алтарем обет «хранить верность» и верил, что клятвы надо выполнять. Это было то же самое, что и «пока смерть не разлучит нас». Сейчас, однако, он имел двадцатилетнее тело со всеми его потребностями и был женат на женщине старше пятидесяти лет. В данной ситуации он испытывал некоторые трудности. Хорошо ли, плохо ли, интенсивность переподготовки отставников и затем их использование для натаскивания новобранцев была настолько высока, что у него не было возможности побывать в Сан-Диего. В программе омоложения предполагалось ее распространение и на ближайших родственников военнослужащих, но он поверит этому, когда увидит собственными глазами. Уже появились слухи, что омолаживающих материалов осталось мало, и кто знает, чего ждать в отдаленном будущем. От мыслей о первой встрече с Присей его уже бросало в пот.