Из всей этой орды не стрелял только один. Кеналлай сидел в своем неподвижном тенаре и смотрел на тело своего эсон’антая. Когда огонь ослаб, оолт’ос подошли начать разделку, но он поднял руку вверх.
Наконец-то, наконец-то он понял трешей, и ему стало страшно. Внезапно он задался вопросом, а не было ли иного, лучшего способа, чем сделать ужин из вот такого. И даже не особый ужин, а так, просто кусок в рационе. Разве не было чего-то еще в таком, как этот выдающийся кессентай? Чего-то, что продолжало существовать и после того момента, как его пронзил кусочек металла, пущенного трижды Фистнал трешкрином? Не было чего-то, что продолжало жить?
И он наконец-то понял еще кое-что. Когда-то где-то кто-то из Воинства ощутил то же, что и он. Ощутил по отношению к эсон’антаю, к любимому товарищу, к любимому врагу. И боролся за изменение. За частицу традиции, которая приподнималась над беспрерывным циклом покорения и ома’адар. За что-то более высокое.
Он никогда не чувствовал этого позыва. Но теперь он его понял. Наконец-то понял.
Он наклонился и выдернул из-под ног древко. На каждого кессентая приходилось только одно, в соответствии с традицией. Некоторые давали их еще мастерами разведчиков. Большинство отдавали их, в то или иное время. Три были даны во время долгого перехода к этому дьявольскому месту. Но не им. Раньше он не понимал потребности. Теперь понял. Наконец. Он наконец понял своего сына, который отдал свое на опаленной пустоши первой завоеванной территории этой проклятой планеты. Этой трижды проклятой, да не будет никогда помянуто ее имя, гнусной, гнусной планетки.
И он наконец-то понял трешей. И ощутил страх. Потому что они чувствовали это при каждой смерти. Для трешкринов все собранные треши, вся пропавшие треши, все живые треши были Кессаналт. Все до единого. И каждый трешкрин чувствовал сейчас такой же гнев, как и он. Вспышкой ужаса на него сошло внезапное озарение, как же они ошиблись, высадившись на этот бело-голубой шар.
— Мы обречены, — прошептал он и бросил древко на тело. Он посмотрел на оолт’ос. Они были из его личного оолта и все довольно сообразительные. Они смогут выполнить инструкции.
— Отнесите его на тот холм. — Он показал рукой, чтобы они ясно поняли, какой холм он имел в виду. — Положите его на груду трешкринов, которые лежат на вершине. Возьмите древко. Возвращайтесь обратно сюда, когда закончите.
Ардан’аат подошел вплотную на своем теноре.
— Нам нужно двигаться. — Он указал на отдаленный обелиск. — Того мы убили, но будет еще больше.
Кеналлай повернулся к старшему кессентаю. Командир не ожидал от него того же внезапного изменения, которое произошло с ним. Его не озарило предвидение.
— Ты представляешь себе, какую полную неудачу мы потерпели?
Ардан’аат даже не повернул головы. Но дернувшийся гребень выдал его дискомфорт.
— Я никогда не ожидал, что ты отдашь древко, — неопределенно сказал он.
Кеналлай раздул ноздри, соглашаясь.
— Ну, я это сделал. И скажу тебе вот что. Мы попали в гнездо грата. И спасения нет.
Ардан’аат глубоко вздохнул:
— Я дам тебе момент на решение. Потом ты или воюешь, или уходишь в тыл.
Кеналлай распушил гребень в приступе черного юмора.
— Ты идиот. Тыла нет. Я пойду воевать — с тобой или без тебя. И будь прокляты твои угрозы. Но это потому, что нам некуда отступать! Это конец! В этом проклятом здании у нас зарывшиеся, словно абаты, треши, — продолжал он, махнув на Монумент у себя за спиной. — С юга у нас сила, которая истребила войско там, и перед нами эта сила здесь, пока воинство тонкой струйкой просачивается через реку. Мы фуссирто уут!
Ардан’аат пренебрежительно отмахнулся.
— Учение этого молодого болвана размягчило тебя.
Он сделал жест в сторону увенчанного обелиском пригорка.
— Их мало, и они уже бегут.
Сенсоры снова взвизгнули, и в своем тенаре поник следующий бого-король. На этот раз полоса огня пропахала курган с одного конца до другого, изъязвив переднюю часть обелиска. Но даже когда огонь вгрызался в сооружение, на Комплексе Организации Американских Государств засветилась еще одна опасная точка. И другая на здании Института Сельского Хозяйства. Затем взрыв первой стодвадцатимиллиметровой мины расшвырял группу оолт’ос.
Винтовки пятидесятого калибра обладали не только огромной мощностью, они могли вести огонь на большой дистанции. Снайперы били с расстояния почти в милю. Большинство пуль предназначалось нормалам, гибель которых происходила незамеченной. Но некоторые пули, на счастье или на беду, поражали лидеров. И вызывали массированный отклик. Но в схватку вступало все больше оружия, и плотность ответа бого-королей падала.