– Вы дрожите, – пробормотал он, – бедняжка моя, у вас руки и лицо холодны как лед. Снимите ротонду и подойдите к огню.
– Огонь – это вы, – прошептала она, сбрасывая шерстяное уличное одеяние. Теперь признание, которое она собиралась ему сделать, казалось неважным. Оно может и подождать.
– Согрейте меня, Николас. Держите меня крепче. Не отпускайте.
– Ни за что, – выдохнул он, – ни за что, пока мы живы. Идите сюда, здесь теплее.
Перед камином лежал толстый восточный ковер. Став на колени, Николас притянул ее к себе. Так они стояли, коленопреклоненные, держась за руки и не сводя друг с друга глаз. Потом Кэрол сказала:
– Поцелуйте меня еще раз, прежде чем я скажу вам что-то.
– С радостью. Не смотрите так испуганно, дорогая. Разве вы не знаете, что я никогда не отвернусь от вас, что бы вы ни сказали? Мы вместе разрешим все ваши затруднения, каковы бы они ни были.
– Это не такие затруднения… – Но он губами закрыл ей рот.
Она не могла оторваться от него. Очевидно, он тоже не мог прекратить то, что происходит, потому что в мгновение ока она уже лежала на ковре и его руки расстегивали пуговицы ее платья. Серо-голубое полосатое платье исчезло как по волшебству. Исчезли ее ботинки, чулки и сорочка. Николас снял сюртук и рубашку. Он помедлил, держась руками за пояс брюк.
– Кэролайн?
Она знала, о чем он спрашивает.
– Конечно, – прошептала она, – продолжайте.
Спустя минуту его горячее, плотное тело протянулось рядом с ней. Николас привлек ее к себе, помедлил, давая ей привыкнуть к ощущению его обнаженной плоти рядом с собой. Коснувшись его, она вздрогнула от страха, а потом намеренно замкнула ту часть своего сознания, которая опять сжалась и задрожала, как испуганный зверек. Кэрол не понимала, был ли этот ужас вторичным проявлением сознания леди Кэролайн или он явился из ее собственного прошлого. Что бы это ни было, оно не запрещает ей выразить свою любовь к Николасу. Она заставила себя расслабиться.
Николас почувствовал ее колебания. Взяв ее пальцем за подбородок, он поднял ее лицо и посмотрел ей в глаза.
– Я буду нежен, – прошептал он, – но если вы находите, что не хотите этого, нужно остановиться сейчас. Еще несколько поцелуев – и будет поздно.
– Вы не сделаете мне больно, а если и сделаете, это все равно, – воскликнула она, прижимаясь к нему, чтобы показать, как она его хочет.
И все равно он был удивительно нежен с ней, как если бы она и на самом деле была невинной, нетронутой девушкой, за которую он ее принимал. Умело и нежно, как и обещал, он пробудил в ее теле страсть.
– Я прав, – прошептал он, – вы – та страстная женщина, о которой я мечтал. Не нужно сдерживать себя, Кэролайн. Дайте волю вашим чувствам. Отдайтесь мне без страха. Я буду осторожен.
– Дело не в осторожности, – сказала она, задыхаясь, – а в том, что мне кажется, я могу в любой момент взорваться.
– Это свобода, – ответил он, – свобода говорить и делать что хочется, когда мы вот так вместе. Судя по всему, вы хотите, чтобы я прикоснулся к вам вот здесь.
Она изогнулась от мучительного удовольствия, когда его руки стали гладить ее грудь легкими, скользящими движениями. Но вскоре поняла, что от этих прикосновений ей стало только хуже, и ей показалось, что она теряет рассудок.
Не торопясь, лаская, Николас трогал ее тело, вызывая в ней все больший накал желания, пока Кэрол не стало казаться, что огонь в камине и она – одно целое. Расплавленный жар пел в каждом ее нерве, в каждой жилке. Она сходила с ума от желания – Кэролайн? – Он помедлил.
– Все хорошо. Я люблю вас. – Повернув голову к языкам пламени в камине, Кэрол почувствовала, что она и Николас – одно целое с ними, полыхающими сухим и слепящим жаром.
Долго никто из них не мог произнести ни слова. Николас нежно обнял ее, стараясь, чтобы огонь согревал ее спину.
– Тише, любимая, не надо плакать. – Он вытирал слезы, струившиеся по ее щекам. Ты же знаешь, что я люблю тебя, никогда тебя не оставлю и не буду думать о тебе хуже из-за того, что мы сейчас сделали.
– Ты имеешь в виду это? – Она не была уверена, что он слышал ее, потому что он продолжал так, будто думал вслух:
– Как могло это случиться со мной? Я же никогда не любил раньше. Но сейчас я люблю, и так сильно, как никогда и не мечтал. Я уверен, что умру без тебя.
И тут Кэрол поняла, что теперь не сможет рассказать ему правду. Рано или поздно ей придется вернуться в XX век, а он останется здесь и женится на леди Кэролайн. И если он полагает, что умрет без нее, то она просто сойдет с ума, если заставит его всю жизнь страдать из-за потери любимой женщины. Боль, которую он ощутит, когда она исчезнет, ощутит и она, потому что они связаны чем-то большим, чем время и пространство. Единственным выходом из положения, наилучшим для Николаса, будет оставить его в убеждении, что любимая им женщина – настоящая леди Кэролайн.
– Какая нежданная радость, – пробормотал он, роскошно вытянувшись рядом с ней, по-прежнему держа ее в кольце своих рук. – Мы решили быть практичными и исполнять свой долг, а обрели любовь.
Поцеловав ее долгим нежным поцелуем, он высвободил руки из-под ее плеч и лег, опираясь на руку и глядя на нее сверху. Он говорил мягко, ласково, словно желая полностью покончить с ее страхами, которые еще могли у нее оставаться после этого долгого часа любви.
– Кэролайн, любимая, я должен кое о чем спросить у вас. Пожалуйста, не стесняйтесь и не бойтесь сказать правду. Думаю, об этом вы хотели сказать мне вчера вечером, когда мы ехали с бала, и пытались объяснить сегодня, придя ко мне. Только нечто жизненно важное могло заставить вас презреть правила приличия. Видите, я хорошо вас знаю, несмотря на недавние перемены в вашем поведении. – Улыбнувшись, он замолчал.
– Что вы хотите знать? – Кэрол была убеждена, что он не может заподозрить правду. Его беспокоит что-то другое.
По-прежнему мягко он сказал:
– Я с трудом поверил своему открытию, потому что вы всегда – за исключением нескольких последних дней – были образцом хорошо воспитанной леди.